И мемориал Иракской войны в ICA, и работа Деллера представляют собой суровые интервенции, которые свидетельствуют о неопределенности, тревоге и беспокойстве, вызванных некоторыми войнами, которые ведутся и медиатизируются в XXI веке. Они также отражают группу художников, которые занимают онлайн, а также более традиционные галерейные пространства, которые фактически опосредуют официальное празднование войны. Поскольку эти аналоговые и цифровые пространства вступают в дискуссию друг с другом, они способны переосмыслить мемориализацию войны таким образом, который не является предметом официальных национальных дебатов. Таким образом, эти художественные интервенции выбиваются из общего ритма относительно медленного создания и строительства более привычных мемориальных практик.
Схематизация радикальной войны
Схема - это система или концепция, которая помогает нам организовывать и интерпретировать окружающий мир. Эти ментальные модели представляют собой краткие пути и стандарты, которые разум формирует на основе прошлого опыта, чтобы помочь нам понять и усвоить новый опыт. По мере того как цифровое настоящее приобретает все большую мемориальную силу, схемы становится все труднее строить, но они приобретают еще большее значение. Чем больше войн связано и приближено к опыту людей, тем больше они ищут убежища в прошлом. Эти тревоги порождают стремление неустанно перелистывать прошлое в попытке найти проблески преемственности и стабильности. Политический эффект этого заключается в стремлении восстановить связь между людьми и "коллективной памятью", а значит, и общим чувством общности. Этот процесс тесно связан с взаимодействием между радикальным прошлым и мемориализацией цифрового настоящего и формирует то, что мы называем схематизацией войны.
Схематизация войны помогает понять скорость и объем миллиардов образов войны, которые внезапно стали доступны. Этот термин имеет долгую и влиятельную историю и основан на работах Фредерика Бартлетта (1932) и невролога Генри Хэда (1920), которые писали о психологии памяти. Бартлетт рассматривал центральный процесс индивидуального запоминания как внедрение прошлого в настоящее для создания "реактивированного" участка сознания. Таким образом, "прошлое" для Бартлетта - это не какой-то фиксированный объект или явление как таковое, а скорее то, что имеет решающее значение для запоминания, - это наша "организация" прошлого опыта. Поэтому, что очень важно, память рассматривается как динамичная, образная, направленная и формирующаяся в настоящем и из настоящего.
В этих терминах схематизация включает в себя идентификацию, извлечение и перенос образов, икон и событий прошлого на возникающее настоящее, выступая в качестве индексов, на основе которых можно понять динамическую парадигму памяти. Таким образом, учитывая интимную и неразрывную связь войны с памятью, схематизация войны формирует как концепцию памяти, так и цели, которые она преследует. Именно это лежит в основе двух бумов памяти Винтера, каждый из которых последовал, хотя и по-разному, за ужасающими масштабами мировых войн. Это также характерно для "глобализации дискурсов Холокоста" (Huyssen 2003), где этот способ осмысления мира все еще сохраняет мощную мемориальную траекторию в отношении того, как осмысливать возникающие события.
Использование и эффективность схем являются показательными в качестве меры масштаба и воздействия возникающих катастроф. Например, 11 сентября американские новостные СМИ пытались навязать немедленный и однозначный шаблон, чтобы закрепить интерпретации и потенциально подходящие ответы на террористические атаки на материковую часть Соединенных Штатов. Например, Клеман Шеро рассматривает, как освещение 11 сентября в СМИ определялось "существенным топосом ' нападения Японии на Перл-Харбор в 1941 году как через сравнения изображений, так и через иконографическую риторику (Chéroux 2012, p. 263). Схемы войны также сыграли свою роль в назначении Дэвида Блайта в консультативную группу по созданию мемориала 9/11. Блайт был историком Гражданской войны в Америке, войны, которая оказала непосредственное влияние на то, как он пытался осмыслить атаки на башни-близнецы и Пентагон 11 сентября. Как объясняет Блайт:
Мы сразу же оглядываемся назад в поисках какого-то крючка, какого-то маркера, какого-то места в прошлом, которое поможет нам понять, что с нами происходит. Ведь без этого мы теряемся, теряемся во времени, у нас есть только настоящее и будущее, что очень, очень страшно. И поэтому в тот момент... постоянные аналогии сразу после 11 сентября не только с Перл-Харбором, но и с Антиетамом - самым кровавым днем Гражданской войны.