Сериал «Секретные досье» (X-files) с агентами Малдером и Скалли представляют собой иллюстрированную энциклопедию конспирологических версией, серия за серией продолжая причудливую экспозицию подозрений, разоблачений, догадок, страшных открытий. Фильм «Теория заговора» с Мелом Гибсоном обобщает конспирологическую эпопею, делая главным героем совершенно безумного на первый взгляд конспиролога, который, в конце концов, оказывается ближе всех остальных к неприятной истине. И наконец, культовый фильм «Матрица» рисует полностью поддельную вселенную, где машинные технологии управляют пост-человеческими биомассами, высасывая из них жизненную энергию и давая взамен стерильные панорамы образов, предельно точно имитирующих реальную жизнь. Против машинных сил «Матрицы» бьются нонконформисты-инсургенты, разоблачающие ее иллюзию и призывающие пост-людей к восстанию и возвращению из постмодерна в модерн (вперемежку с премодерном – свальные танцы в пещерах «Матрицы-2»). Герой «Матрицы» Нео носит вполне старообрядческий кафтан. В фильмах Родригеса «Дети-шпионы» и «Дети-шпионы-2» конспирологический нарратив достигает апогея, окончательно утрачивая содержание, но оттачивая до предела хаотический поток блистательного и зрелищного бреда.
Сегодня конспирология не просто альтернативная доминирующей рациональности иррациональная передышка. Все серьезнее. Маргинальный делирий впитывается магистральной культурой, коммерчески тиражируется, вбрасывается в глобальные циркуляционные сети, где вокруг этих тем вращаются образы, тексты, огромные деньги, культурные дискуссии. И в таком виде импульс снова возвращается обратно к самим конспирологам. Теперь уже активист «альтернативных» (конспирологических) медиа Ури Довбенко пишет книгу рецензий на фильмы с конспирологическими сюжетами -- «Hoodwinked: Watching Movies With Eyes Wide Open» («Под колпаком: смотреть кино открытыми глазами»), где показывает как ««Матрица» сознательно выдает свои собственные секреты для того, чтобы лучше их скрыть, и открыто рассказывает о своем существовании, чтобы все перестали в нее верить». Конспирологическая диалектика поднимается на следующий виток, и масс-культура интенсифицирует свой ироничный диалог с маргинализмом, альтернативщиками и неполитикорректными лунатиками.
Matrix has you.
Отношение к постмодерну
Здесь стоит задать вопрос: как относиться к постмодерну? Ответ крайне непростой.
Традиционалист видит главного врага в модерне, так как модерн систематически, последовательно и с программной жесткостью уничтожает традиционное общество, десакрализует реальность. Поэтому, когда модерн заканчивается и напряженность гонений на Традицию ослабевает, создается поверхностное впечатление, что структуры Традиции могут развернуться снова, выпущенные из-под спуда. Благодаря постмодерну. Именно по этой логике и опасаясь такого поворота, ряд наиболее последовательных модернистов (Ю.Хабермас, Э.Гидденс и т.д.) объявил постмодерну войну, как «предательству духа Просвещения». Если понимать под постмодерном окончание модернистического прессинга на Традицию, то традиционалисты этому должны были бы радоваться, а модернисты – возмущаться. На определенном уровне так оно и есть.
Но с другой стороны, постмодерн ни коим образом не намерен давать премодерну возможности реабилитироваться и утверждать экспансивно свои структуры и свои смыслы. Его (досрочное) освобождение из подполья является условным и обставлено многими ограничениями. Премодерн признается постмодерном лишь частично – в расчлененной форме, как перемешенный и дезориентированный шипящий хаос слепых энергий. Американский писатель Говард Филипс Лавкрафт, создатель сумеречной мифологии, вывел на вершине иерархии подводных рас зловещие фигуры слепых богов, богов-идиотов – Азатота, Йог-Сотота и других. Это «предшествующая» сакральность, лишенная последовательного языка. Подводных богов-идиотов силится уловить постмодерн в свои сети, но только для того, чтобы вычерпать из них древнюю энергию, а отнюдь не для того, чтобы предложить им вернуть зрение, разум и власть. И в этом постмодерн вполне солидарен с основной линией модерна – по сути, он хочет добить сакральное, притаившееся в сфере бессознательного в эпоху прямых гонений (Новое время), выманить его наружу и перемолоть в сетевых кофемолках (Java). Та часть модерна, которая распознает сущность стратегии постмодерна и достаточно авангардна, чтобы делать шаг вперед, плавно перетекает в него, воспринимая как апофеоз своей собственной миссии.