В монотеистических традициях, как правило, существует два важнейших элемента — это происхождение, онтогенез (Книга Бытия, с которой начинается Библия) и эсхатология — учение о Конце Света (Апокалипсис). При этом каузальный детерминизм утверждается в плане творения мира и растворяется, снимается, как строго предопределенная логическая система, в эсхатологии, в учении о конце. Стало быть, если мы рассмотрим представление монотеистической традиции о начале времен и о конце времен, то в начале времен мы увидим каузальность, а в конце времен мы увидим телеологический детерминизм. И та реальность, которая описывается в качестве мессианской эпохи, по сути дела парадигмальным образом воспроизводит телеологическую детерминистичность, свойственную премодерна. Иначе говоря, в рамках креационизма есть два онтологических круга: один, концептуально связанный с посттрадиционной логикой модерна — это каузальный детерминизм; другой — эсхатологический, связанный с манифестационизмом — это телеологический детерминизм.
Настоящая и тотальная чудесная реальность начинается в христианстве в мессианскую эпоху со нисхождения Небесного Иерусалима, и это не просто нарушение привычного порядка вещей, но самое принципиальное из возможных событий -- возврат отторженного от Творца Бытия в Его лоно, что, в принципе, нарушает одномерную каузальную логику Творения и утверждает онтологическую связь там, где ее, с точки зрения простой причинной цепи ее быть не могло. Ведь созданное из ничто Творение не может стать Творцом, так как оно как было, так и есть ничто. Но Конец Света обещает именно такое чудо.
Чудо в христианстве
Христианство — религия, основанная на чуде. На чуде не потому, что Христос осуществлял удивительные вещи, а потому, что сам факт Его воплощения был абсолютно непредставим, невозможен и немыслим в строго каузальной системе иудейского богословия. Мессию ждали, но Бога и Сына Божьего нет. Поэтому о рождении Христа и говорится, что это «ангелам несведомое таинство». Ангелы всё видят правильно, всё в их небесном мире происходит логично, всё просчитано и причинно обусловлено. Всё кроме одного, кроме рождения Сына Божьего как Сына Человеческого. Это действительно чудо, потому что открывает человечеству и миру новое упование, новую свободу.
Чудо как исключение
Огрубленно можно сказать, что в рамках монотеистических религий существует относительная сакральность, относительная чудесность. Да, чудо всегда может быть, но как исключение, так как нарушает определенную каузальную логику. Мы чаще всего по инерции и оперируем с такой монотеистической трактовкой чуда как исключения. Когда мы говорим «чудо», мы имеем в виду: происходит то, чего быть не может — сбой причинно-следственной цепи.
Человеку манифестационистской традиции — буддисту, индуисту или члену архаического племени -- трудно, а то и невозможно объяснить, что мы, как представители авраамической (в корнях) культуры, под чудом понимаем прорыв каузальной причинной цепи, возникновение явления, которое не предопределено той причинной логикой, признаваемой в качестве подоплеки мира и событий этого мира.
Советский атеизм как урок каузальности
В советских атеистических фильмах несуществование Бога доказывалось следующим образом: седой ученый с бородкой и в халате крутил ручку прибор, где между электродами появлялся разряд электричества – как молния в миниатюре. Он говорил, обращаясь к собравшимся крестьянам или студентам: «видите, как все оно устроено?! А вам попы врали, что святой Илья по небу на колеснице едет. Это не только Бог делает, но и я могу.» Но и кого бы из креационистских теологов он бы этим удивил? С точки зрения последовательного креационизма, в молнии нет ничего чудесного, это последствие небесных (ангельских) перемещений: ангельские воинства переместились — и молния ударила. Всё логично и понятно. Причинность логического функционирования тварного мира описана иначе, нежели у атеиста-громометателя с его приборчиком, но иное токование каузальных закономерностей ни в чем не умаляют веру. Поэтому религия теоретически способна относительно принять и науку – описание каузальных цепей монотеистического мироустройства не является областью догматики. Есть устоявшиеся модели, как правило, предполагающие в первую очередь символическое истолкование, но в любом случае, выбор рациональных систем объяснения мироустройства – это вопрос, который можно дискутировать.
Атеист с молнией явно обращался не к теологам, но к архаической премодернистической русской национальной сакральной публике, которая, несмотря ни на что, воспринимала мир как нечто не избирательно, но всецело чудесное. Он не столько отсутствие демонстрировал ангелов или Бога, сколько гипнотически настаивал, что мир механистичен, детерминистичен с точки зрения его каузальных причин, в то время, как в основе русской национальной психологии лежит именно панчудесность, всеволшебство мира. Он убивал русское в русских. В смягченной форме это делали просветители начиная с петровских времени, постепенно пытаясь окатоличить, рационализировать или протестантизировать русское народное – сакральное! -- православие.