— Вы кто? — спросил Рохас.
— Я твоя смерть.
Генерал захихикал:
— Ошибаешься. Это я смерть.
— Для более слабых людей, пожалуй. — Мецгер обошел кресло. — Помнишь меня?
— Лицо не знакомо. Ничего не говорит.
— Твой зять меня знал. — Он поднял все еще дымящуюся сигару, секунду-другую разглядывал ее. — Восемь лет назад твой помощник нанял меня убить Винсента. Уверен, твоя дочь этого не забыла. И не простила. Небось, до сих пор на тебя злится?
Только тут на лице Рохаса отразилось беспокойство.
— Мецгер? Ты, что ли?
— Он самый. Только что из ада.
Старик указал на дверь:
— У меня есть охранник. Кристобаль служит мне верой и правдой много лет. Многие пытались меня убить. Но Кристобаль их остановил.
— Я не боюсь Кристобаля.
— Издай хоть звук, и он напугает.
— Ну, если настаиваешь. — Мецгер прицелился в телевизор и выстрелил. Всадил пулю прямо в экран, тот вспыхнул, брызнули осколки стекла. Генерал обернулся к двери.
— Ну, видишь? Он ушел, — сказал Мецгер. — Это я попросил Донату навестить Кристобаля.
— Кто такая Доната?
— Шлюха, — улыбнулся Мецгер. — Но красивая шлюха. И лично я понимаю Кристобаля. Храбрость в сердце, преданность на уме, но когда видит красивую женщину, его поступками управляет другой орган.
Мецгер бросил сигару на колени Рохасу. Тот смахнул ее на пол. Чертыхаясь, осмотрел след от ожога на вялом старческом бедре.
Мецгер начал привязывать его к креслу.
— Я очень богат. — Рохас поднял на него грустные глаза — точь-в-точь, как у побитой собаки. — Сколько? За то, чтобы оставить меня в покое? Назови цену.
— Я уже назвал цену. И мне заплатили. И эти люди будут очень разочарованы, если я тебя не прикончу.
— Неважно, сколько они там заплатили. Я удвою эту сумму. Утрою.
— Сегодня ты заплатишь жизнью. Ничем больше.
— Не могу приветствовать такой подход, сеньор Мецгер.
— А я не могу тратить время на пытки. Хотя с удовольствием бы тобой занялся. Но у меня самолет. Должен вылететь в Соединенные Штаты, там у меня еще один заказ.
— И кто же он?
— Полагаю, вреда не будет, если скажу. Я все равно говорю с мертвецом. Меня наняли убить Джона Бринстона.
— Что, такая важная персона?
— Да, хотя он сам этого не понимает. Просто человек, который слишком много знает. А такие люди всегда опасны.
— Политик?
— Ученый.
— К чему убивать ученых? Они все равно ничего не значат, ничтожества, — усмехнулся Рохас. — И кто же Платит за убийство этого самого Бринстона?
— Один очень влиятельный человек. Называет себя Рыцарем.
Рохас сощурил один глаз:
— За мое убийство тебе тоже заплатил этот Рыцарь?
— Помнишь Веронику Пиньера? — спросил Мецгер, затянув последний узел. — Как-то давным-давно, одной чудесной чилийской ночью, ты избивал ее. Пытал током. Потом позвал ее сыновей, чтобы дети видели, как умирает мать.
Генерал расхохотался:
— Да, той ночью она получила хороший урок.
— И ее сыновья тоже. Им удалось бежать из страны. Потом мальчиков усыновила одна британская семья. Сегодня сыновья Вероники Пиньера богаты. И жаждут мести.
У Рохаса задрожали губы.
— Как я уже сказал, времени на то, чтобы организовать здесь пыточную камеру, у меня нет. Прошу за это прощенья у твоих бесчисленных жертв. Но твои методы я успел изучить. Ты был настоящим мастером пыток — лишал сна, мучил шумом, подвергал полной изоляции. Даже гипноз применял. Но на все это нужно время. А у меня его нет.
Рохас фыркнул:
— Тогда что же есть?
— А вот это, — Мецгер достал банку, битком набитую «мясными» жуками. — Помнишь, как разбрасывал этих прожорливых тварей по обнаженному телу Вероники?
Убийца поднес банку с жуками прямо к лицу генерала. Жуки жужжали и копошились внутри, жесткие надкрылья походили на хорошо отполированное вулканическое стекло. Сантьяго Рохас побелел как мел, глядя, как Мецгер не спеша откручивает крышку.
Глава 7
Аспен
17.29
Бринстон стоял возле огромного глобуса, на лице не отражалось никаких эмоций, посол же еле справлялся с гневом. Заки опустил руки на стол.
— Говорите, мистер Роби. Расскажите мне, как вам удалось узнать о моем тайнике с мумиями.
На самом деле Джон воспользовался услугами специального агента, знатока частных коллекций, который зарабатывал такими вещами на жизнь. И выдавать его вовсе не собирался. Джон потер шею и уклончиво ответил: