С сестренкой все было сложнее при ее тогдашнем характере и способности заполнять собою все обозримое пространство. Девчонки ее, скажем так, любили не слишком, однако по-своему мужественно терпели, стараясь мирно толпиться в тени ее братика. Умные в нашей гимназии девчонки!.. Похвалить их – значит, и себя похвалить. Кидайте в меня за это тапочки и гнилые помидоры!
В тот злосчастный и, собственно, первый учебный день Сашку дернуло всем что-то доказать, а я не успел ее тормознуть… Хотя день неплохо начинался: учителя нас с сестрой поприветствовали, как блудных, но любимых детишек, вернувшихся наконец под родной кров… тем более что мы не успели намозолить им глаза и классные журналы в прошлые годы. Встреча с однокашниками тоже прошла на высоком уровне обнимашек. Солнышко на небе светило. Но после обеда стало пасмурно, прошел легким выдохом тучек мелкий дождичек. А сестренка за сумму перемен между уроками сумела-таки не только пообниматься с подружками, но и слегка их выбесить. Когда мы компанией, кажется, в семь или восемь человек после уроков двинули на набережную, градус ядовитых подколок у девчонок тоже поднялся на опасную высоту.
Пацаны были с досками. Они хотели не только потренироваться друг у друга на виду, но и мне показать, чего достигли в мое отсутствие. Есть над рекой Платоновкой и прогулочной набережной самое высокое место. И именно с той высоты городские власти некогда развернули от беседки-ротонды вниз к набережной помпезную такую гранитную лестницу с непропорцио нально широкими бордюрами, на которые там, где марши лестницы сменялись площадками, были установлены небольшие вазоны. Эти бордюры, не считая набережной, использовались скейтерами в качестве полигонов. Спуск был достаточно пологим, чтобы даже не слишком опытному скейтеру не поломаться при первом же проезде, да и на площадку можно было выскочить легко, если что.
Когда мы пришли, мелкий дождь снова заморосил. Колька Павшин, лидер класса, предложил мне свою доску… Я посмотрел на блестевший влагой гранитный бордюр и, не колеблясь, честно признался, что подвиги с кондачка мне не нужны: доска чужая, скользко, трасса мною давно не полированная… Колька сразу взбодрился и пообещал показать класс «чмовому чемпиону», то есть мне. Обозвался он не обидно и съехал прилично до третьей сверху площадки. Там, при объезде вазона, его снесло-таки на площадку. И он показал действительно класс – мощный такой инерционный беговой спуск по лестнице рядом с кувыркавшейся по ступеням доской. В общем, выступил вполне достойно – прогресс у Кольки был налицо. Прочие пацаны словно заробели выступить нечаянно лучше Кольки и выжидающе посмотрели на меня: может, все-таки решусь бросить вызов. Мне только оставалось правильно выдержать паузу…
– Нормальная трасса, Аль! – деловито сообщил Колька, поднявшись к нам с доской.
Я держал паузу.
И тут вдруг моя Санька выдернула доску из руки Кольки:
– Сделаем ненормальной!
Я и глазом моргнуть не успел, как она кинула доску себе под ноги, толкнула ее и, легко подпрыгнув с разворотом, понеслась вниз.
Я, конечно, учил сестренку… да и сама она наездила достаточно часов… но…
Робкий запоздалый возглас Артурчика: «А может, не надо, Сань?» – полетел ей вдогонку, когда она уже достигла первой площадки и объехала вазон…
Кто-то скажет, что это судьба – все произошло так, как и должно было произойти. Кто поумнее, тот скажет, что это брат-близнец – дурак, раз сразу не кинулся к сестре и не отобрал у нее орудие самоубийства… А какой-нибудь совсем умный психоаналитик проницательно заметит, что моя сестра намеренно, хоть и подсознательно, шла на травму, на тяжелую травму, чтобы все изменить в свою пользу, выйти из тупика отношений, которые обострила по инерции… И это у нее получилось – по счастью, не посмертно. Отношение девчонок к ней тотчас изменилось так, будто в их мозгах мгновенно поменялись местами геомагнитные полюса. Ей простили всё!