Ездит раза 2–3 в Москву, чувствует себя там чужой среди этих животных, а я совершенно не пользуюсь своей «свободой» за ее отсутствие.
Никем не увлекаюсь. Это плохой признак. Нет такой женщины, из-за которой я бы мог делать теперь глупости. А ведь много женщин, иногда очень красивых, приходят в мой кабинет. Жена страшно ревнует меня к ним и мучится из-за этого.
И я ревнив, очень ревнив, но я скрываю это.
А время идет вперед, все ближе к могиле. Я думаю, и Ты испытываешь часть моих ощущений невеселых, и Твоя жизнь с вечной нервностью. Как Ты живешь, этот вопрос так глубоко интересует меня, не из любопытства, его нет, а из глубокого сочувствия к Тебе, из-за какого-то особенного чувства, которое у меня по отношению к Тебе – не могу сам назвать его. Мне безумно хотелось бы увидеть Тебя в Твоей домашней обстановке, среди знакомых близких мне вещей Твоих, поговорить с Тобой. Не могу забыть я нашего последнего свидания в Майоренгофе, когда отвозил я Тебя на вокзал с Ваней (?), все то, что Ты мне говорила, я помню так ясно – желание это особенно проявляется, когда мне тяжело в силу каких-нибудь обстоятельств – неприятности там [нрзб]. Мысли о Любе тоже терзают до крови мою душу – это самое тяжелое на моей душе и камнем давит меня. Я потерял ее.
На этом лежит какое-то возмездие, в существование которого я верю. Я начинаю иногда ненавидеть настоящее, когда вспоминаю об этом черном пятне моей жизни. Я был бы счастлив иметь уверенность, что она совершенно равнодушна ко мне. Впрочем это, вероятно, так, ведь я не был около нее в том возрасте, когда рождается привязанность и вообще чувства высшего порядка. Я мало, почти совсем не пишу ей – я не могу писать, у меня нет языка к ней, бесконечная жалость к себе и [нрзб] утраченному родному сердцу парализуют мою душу. Поверь мне, Катя, я сейчас плачу горькими слезами, дальше пока писать не могу.
Смешно, право. Подумаешь, у меня есть в живых отец, мать, взрослая дочь, жена, маленький ребенок, в к. я души не чаю, одним словом семья, но я одинок, и чувствую постоянно это одиночество.
Но довольно. Неинтересно Тебе все это. Я хочу думать [нрзб] что Тебя веселят [нрзб] мне, и что счастливей Ты меня. И будь счастлива, милый [нрзб], береги себя, свое здоровье, у Тебя много друзей и любят Тебя люди. Береги Любу, люби ее, владей ее любовью безраздельно.
Вспоминай иногда меня, напоминай Любе обо мне, не забывайте меня совсем.
Хочу думать, что Вам, милым мои, лучше и легче живется. Прощайте, дорогие, милые, мне все кажется, что никогда увижу Вас. К.
3.13
Письмо оглушило меня. То ли мне оно было написано, то ли я его писал. И то и другое было невозможным. Эти слова написаны более ста лет назад, не для меня и не обо мне, но они пробивают дыру во мне, мое здание шатается. Какой-то я во мне пытается освободиться, выйти на волю. И этот другой я мне нравится больше прежнего.
На какие-то клавиши внутри меня нажимает голос этого письма. На те же, что гигант в тулупе? На те же, что миниатюрная пластинка с «Цветущим жасмином»? Как и этому доктору, мне идет сорок первый год. Когда тебе исполняется сорок, закрываются двери комнат, которые ты оставлял открытыми.
Мне хотелось помочь этому К, а может быть, мне хотелось помочь самому себе, не написавшему то письмо. Но с этой помощью я опоздал больше чем на век. Тогда я стал чувствовать себя его наследником. И его наследство уж слишком складно вошло в мою коллекцию переживаний, как долгожданный недостающий экспонат. И начало работать. Мне захотелось скорее кого-нибудь встретить, не быть одному. Я сделал звук радиоточки громче.
«Жители Костромы, чьи родственники скончались в выходной день, вынуждены хранить тела умерших у себя дома до понедельника, поскольку местный морг отказывается принимать покойников. Муниципальные власти рекомендуют, однако, оставаться в жилых помещениях и воздержаться от резких движений в выходные, правительство разбирается с обстановкой и накажет виновных».
«Столичные власти планируют установить в центре своего святого города новый памятник Иосифу Сталину. Копию соответствующего документа опубликовал муниципальный глава комитета по градостроительству. Планы установить памятник подтвердил в беседе с “Россией всегда” глава комиссии по культуре и массовым коммуникациям. Предполагаемая стоимость проекта – 52 миллиона рублей, финансировать его будут за счет бюджета города и добровольных пожертвований всех граждан страны».