Меня окружали письма, письма, письма, открытки, телеграммы, журналы. Некоторые из них обгорели, другие были порваны.
Радиоточка работала, не зная о том, что я читаю старые письма.
«В культурной столице казаки продолжают рейды по клубам. Петербург продолжает тщательно предаваться регулярной проверке на нравственность и соблюдение православных традиций». «Екатеринбуржец Александр намерен отправиться в путешествие в Крым на минском тракторе. Старт запланирован в конце мая. “Семья у меня нормально относится к идее – жена вот шторки пообещала сшить, дети помогали красить”, – рассказал нам будущий путешественник». Эту новость готовил я. Я записывал «голос Александра», а на самом деле моего коллеги по «России всегда» – в Екатеринбург никто меня отправлять за синхроном не собирался.
Несколько писем, оказавшихся в моей сумке, были схвачены бечевкой. В отличие от остальных писем – одиночек или пар, это была компания. Они были написаны одной рукой, все были без конвертов и все адресованы «Лиле». Два письма, вернее короткие записки, выпавшие из перевязанной стопки, я уже видел – еще в контейнере, когда входил в него и когда из него выползал. Следующее было длиннее.
1.5
8 июня 1916 года. Лилечка, а я Вам снова пишу и снова надоедаю. Что делать. Вот уже десять дней как мы в поезде. Приходилось ли Вам делать такие переходы? Завтра будем в Харбине.
Красота действительная, захватывающая красота – это Байкал. Изсиня черная вода тянет к себе, не дает оторваться. Но попадите в нее, и она задушит Вас в своих студеных объятиях. Рука коченеет уже через полминуты. И это в июне! Летом.
Как Вы думаете, Лилечка, что мне напомнил Байкал? Его красивая, но холодная, притягивающая и в тоже время давящая красота напомнила мне… Петроград и его… обитательниц. Разве не верно? Те же качества и те же свойства.
По приезде на Амур со дня на день буду ждать от Вас письма, Лилечка. Больше, больше пишите. Не забывайте. Впрочем, это будет видно по тону Вашего письма. И что-то хорошее… Ваш Коля.
3.14
Радиоточка сообщила о новых указах. Их было несколько, последний был таким: «С сегодняшнего дня людям, не обладающим специальной справкой, запрещено оказываться рядом друг с другом на улице ближе двух метров. Против нарушителей будут реализовываться санкции, проводиться задержания». На этом дневные новости закончились, начался повтор утренних. Я подумал, что этот указ связан со вчерашним объявлением «Радио NN», говорившем о выходе на улицы 12-го числа, когда «все встре…».
Я вернулся в комнату и снова лег на кровать, меня укрыло облако заячьей шерсти. Заяц улегся у меня в ногах. Закрыв глаза, я увидел буквы, косой почерк, человека в старом мундире, улыбающихся детей, которых я не знал, брошюру о цветении, журналы, о существовании которых не слышал, плачущего доктора и какую-то Любу. Они плыли передо мной, постепенно проваливаясь в огонь, я пытался их оттуда вытащить, но они вспыхивали и исчезали, я падал в горящую воронку из фильма о хоббите, а воронка превращалась в кроличью нору. Тогда я стал вспоминать.
2.4
Я стою по колено в снегу. Я смущен призрачными знаками, почти незаметными следами на чистом снегу у подъезда. Летит ворона. Пахнет снегом и пахнет супом, который готовит Тамара. Вот она с птицей на плече стоит в своем зеленом пальто у открытого окна, держит половник, пробует, щурится на солнце. Со стороны бывшего Покровского бульвара доносится:
Правительство воли, сердце народа,
песни, любовь и заботы!
Над нашей землей войны и труда
Кремлевские звезды, сияйте все краше
Это все наше, это все наше.
Я не вижу их, поющих, но знаю, как набухают жилы у статных трубачей духового оркестра, как складываются в ромбики ртов птичьих птенцов рты тонких девушек. Все они одеты в обтягивающие комбинезоны с принтами со Сталиным – усы генералиссимуса аккуратно лежат на правой и левой грудях хористок. Это активисты «Служу России» проводят мероприятие в рамках субботнего форума за безопасность русских детей – в честь очередной годовщины присоединения новых территорий.