Владимир Георгиевич Ажажа меня серьезно отчитывал:
— Почему вы называете их внеземными объектами? Встречи ведь происходят на Земле! Значит, мы видим перед собой особую форму земной жизни. Здесь, на планете, вполне могут находиться неведомые нам эфирные пространства. И совершенно неясно, кто тут хозяева — мы или они. Что если мы как раз — инопланетяне, а они коренные обитатели Земли?
И в качестве домашнего задания вручил мне для всестороннего изучения статью профессора Казначеева «Инопланетяне или сопланетники?»
Ее содержание я честно довела до умов радиослушателей. Правда, сама уже не понимала — кто, собственно, меня слушает? Дети или взрослые? Или запредельные старики? Или накурившиеся подростки, пьющие в подворотнях пиво? Потому что письма приходили от всех слоев населения, но очень многие люди, которые мне писали, явно были немного не в себе. Кое-кто исписывал целые тетрадки корявым почерком, так что можно прочитать только: «Здравствуй, Марина!» Остальное неразборчиво.
Однако радийному начальству мы твердили, глядя прямо в глаза, что передача — детская, абсолютно фантастическая, типа «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова, «Головы профессора Доуэля» Беляева или «Аэлиты» Алексея Толстого.
Действительно, дети радостно откликались, вступали в разговор. Поэтому на «летучки» Жанна честно притаскивала пачки писем от ребят: «Маринка! Вчера я гулял с бабушкой во дворе и видел летающую тарелку. Она светилась, кружилась, а потом — фьють! И улетела…»
Я же — под композицию Свиридова «Время, вперед!» — сообщала всерьез, не шутя, без скидки на возраст и умственное развитие радиослушателей:
— Космиты или местные? — вот он, краеугольный камень уфологии! Возможно, мы не одни на этой Земле, а НЛО — живая земная цивилизация, более древняя и высокая — словом, параллельные миры, поэтому мы с ними, в большинстве своем, не сталкиваемся. Только иногда они заглядывают к нам в окошко и прячутся…
На что замечательный писатель Саша Дорофеев, он вскоре уехал в Мексику, прожил там много лет (теперь вернулся в Москву и очень полюбил гулять по улице Эльдорадовской), так вот, Дорофеев, памятуя о моем пристрастии к разным неопознанным объектам, рассказывал мне, раскуривая трубочку:
— Мой товарищ просыпается утром, а у него по груди кто-то бегает. Пригляделся, а это маленькие милиционеры. Он им: кыш! Кыш! А они все равно. Тогда он согнал их с груди и платочек расстелил. Они сбежались, а он раз! Платочек и завязал. И несет их в милицию к самому главному начальнику. «Что? — говорит, — распустили сотрудников?». — «А в чем дело?» — «Бегают, — говорит, — по груди». — «Как так?» — «А вот так!» Платочек на стол, и развязывает.
Тот говорит: «Обождите, товарищ. Я с ними мигом разберусь». Вышел, приходит с двумя милиционерами. Те его к стулу привязали и в психбольницу увезли.
— И ничего в этом нету хорошего! — я отвечала Дорофееву. — Люди не дают себе труда проникнуть в мир другого человека, отозваться на его надежды и чаяния. Им даже в голову не приходит: то, что видит один, — для другого может оказаться полностью прозрачным!
Так устроен глаз человека, мы видим малую толику мира, значит, нам пока не по силам выдержать это зрелище во всей полноте и разнообразии. Но уже древние мудрецы отлично знали, что существует не только видимый мир, но мир невидимый, тонкий, и мы находимся в таинственной связи с ним, хотим мы этого или нет.
Раньше все миры были переплетены, никто ни от кого не прятался. Существа иных цивилизаций открыто появлялись перед первобытными славянами, египтянами, греками, средиземноморцами, индусами — люди воспринимали их естественным образом, как всемогущие духовные силы, стоящие за солнцем, ветром, громом, дождем, жизнью, смертью, плодородием…
Теперь не тот, конечно, период, докладывала я со знанием дела. Но все равно у нас на Земле можно встретить самые что ни на есть неожиданные формы жизни. Это подтверждают радиолокаторы, кинокамеры и даже обычные фотоаппараты. Пусть в нашей повседневной жизни потусторонние герои не слишком бросаются в глаза, однако они с полным правом имеют возможность сфотографироваться на фоне памятника Пушкина или …Пизанской башни.
Итальянский ученый по имени Лучиано Боккони поблизости от Генуи устроил фотолабораторию. Вооружившись магнитометрами, счетчиками Гейгера, чувствительными микрофонами, он стал наблюдать пустое пространство вокруг уединенного холма в районе Аренцано. Если специальные приборы показывают нечто необычное или собака залает, а никого нет, Лучиано — щелк! И сфотографирует. Правда, он снимал в невидимом человеческому глазу спектре — инфракрасном. Ну, и еще какие-то хитрости.