Выбрать главу

ответил:

— Я бы не согласился.

Наверно, так, ради красного словца. Ибо это был редкий человек, исполнивший свою судьбу, настоящий воин света против уныния и озлобленности. Само его присутствие на Земле наполняло людей теплом и состраданием.

Когда он взялся перестраивать старый цирк на Цветном бульваре, мне предложили на радиостанции «Юность» записать с ним интервью — сама бы не решилась.

Я позвонила Юрию Никулину в конце декабря 1985 года. Как раз мы переехали на новую квартиру в далекое Орехово-Борисово. Метро у нас тогда не было. Телефона тоже. Звонили из автомата на улице.

— Юрий Владимирович! Это Марина Москвина, — сказала я.

(«Ты так важно представляешься, — посмеивалась надо мной Люся, — будто незнакомый с тобой человек на том конце провода должен воскликнуть: „О, Боже! Собственной персоной?!“»)

— Сейчас не могу, переезжаем из цирка, нет ни минуты, — ответил он. — Позвоните после Нового года. Я с вами встречусь.

13 января в девять утра — на улице снег, метель. Трубка ледяная. А в этой трубке — голос Никулина!

— Приезжайте в одиннадцать. Петровский бульвар, дом 25. Некрашеная дверь. На первом этаже ремонт. Поднимайтесь на второй. Только не опаздывать!

А мне до центра больше двух часов на перекладных! Я побежала домой за «репортером». Что интересно, по телевизору показывали фильм «Бриллиантовая рука». Леня с Сереней сидели на диване, пили чай с соевыми батончиками, Леня «Бриллиантовую руку» смотрел в сотый раз, Сереня — в пятый.

— Ты куда? — спрашивают, не отрываясь от экрана.

— К Юрию Никулину!

Это прозвучало как гром среди ясного неба.

Я взяла фотографию деда и — бегом — на автобусную остановку. Час — автобусом, чуть ли не час — в метро. От «Пушкинской» на троллейбусе! Поднимаюсь по темной пустынной лестнице, перемазанной краской, мчу гулким коридором, притормаживаю у двери и прямо не верю, что сейчас увижу Никулина, буду с ним разговаривать!

Захожу — ОН!

— Раздевайтесь, — говорит. — У нас там вешалка есть.

Юрий Никулин в кресле — за огромным письменным столом, выжидательно смотрит на меня. Я — на краешке стула для посетителей, онемевшая от восторга, с включенным магнитофоном. Передо мной фотография Аллы Пугачевой: «Юрию Владимировичу — с любовью!», бюст Пушкина и керамическая лягушка.

Мне кажется, он понял, что путь, который меня сюда привел, не так прост, как дорога от Орехова-Борисова до Цветного бульвара. Встал, взял с вешалки пальто, накинул на плечи, там холодно было у него, окна не заклеены и …занялся своими делами.

Какой-то мужик явился, давай с ним про зубы разговаривать.

Юрий Владимирович говорит:

— Мне в институте делали снимок — круговую панораму. Через минуту вынесли — ВОТ ТАКУЮ ЧЕЛЮСТЬ! — никулинский жест — разведенные кисти рук — как будто он держит дыню-торпеду. — Потом операция в госпитале для ветеранов войны. «У вас кровь как сворачивается?» — спрашивают. — «Да ничего», — отвечаю. Положили меня на стол. А там плюс шесть градусов. В результате с зубами все нормально, а у самого — воспаление легких!

Тут к нему валом повалил народ — от самых важных и сановитых до канонических уборщиц со швабрами в сатиновых халатах. Придут, встанут и стоят, глядят на него, как будто чего-то ждут. Он улыбнется, пошутит, и все — абсолютно все и каждый — уходят от него с хохотом!

«Подзаряжаться приходят», — я подумала.

Он мне:

— Вы извините, — показывая на этот нескончаемый людской поток.

А я и рада. Ну, что мне у него спрашивать? Ведь самые лучшие случаи он описал в своей книжке «Почти серьезно». Я у знакомых взяла ее почитать и целый год не отдавала. Да просто посидеть с ним, пусть даже в холодной комнате, поглядеть на него, послушать. Такой родной человек.

Когда ушел дядька — с зубами, в дверь робко постучал фронтовой товарищ «Витя».

Никулин — ласково:

— Вить, ты садись! — а сам по телефону кому-то объясняет, немного раздраженно, как подъехать к цирку грузовику с кирпичами и где разгрузиться:

— До Трубной плошади! Труб-на-я! Вы знаете, есть такая площадь — Трубная?

Водитель не знал. И пока записывал адрес, Юрий Владимирович, прикрыв трубку, совсем другим тоном — Вите:

— Вить, ну ты как?

Витя, волнуясь:

— Живой… Здо…

Никулин:

— Нет, ты живой, оказывается?

Тот ему стал подробно рассказывать про свой телевизор. Как он у него плохо работает, хотя и новый… По всем программам помехи. На первой и второй продольные, а на остальных — поперечные. Не может даже комедию посмотреть с участием своего фронтового товарища. Ушел в отставку, а времени все равно ни на что не хватает!..