— Ну тогда, может быть воткнуть в него ее, эту антенну.
Вклинился в разговор папа:
— Вот сейчас все придут, тогда и воткнем. Надо, чтобы со всеми вместе. А то неинтересно будет, одни участвуют, а других не приглашают.
Эти самые другие не заставили себя ждать. Буквально прошли минуты, как ввалился запыхавшийся директор школы, он же физик Лазуткин. С вытаращенными глазами он покрутил по сторонам круглой головой и по-учительски громко и твердо завыговаривал:
— Прошу меня простить, дорогие товарищи, школьные дела, понимаете ли, учебный процесс, так сказать…
— Садись, Дима, присаживайся к нам, — сказал ему примирительно папа. — сейчас последнего дождемся и будем «пусково» справлять.
— Что такое «пусково»? — спросил с блеском в глазах Бурков Николай и голос его дрогнул.
— Это то, о чем ты и подумал, — сказал директор школы с улыбкой быстро все понимающего человека. — Это значит пуск в эксплуатацию новой передовой техники. Правильно я понял, Григорий Павлович?
Мой отец тоже заулыбался и закивал:
— Правильно, правильно. Под звуки оркестра и с торжественным ужином.
— Эх, не зря я любимую работу на сегодня бросил и пришел на это мероприятие. — сладко потянулся на своем стуле Коля Бурков и вытянул руки по сторонам ладонями вверх. Даже в плечах у него что- то мягко хрустнуло от предвкушения.
Наверно, чтобы не выглядеть перед учениками — мной и Митей — легкомысленным человеком, директор — физик Лазуткин стал интересоваться стоящим на столе приемником, ведь по его поводу все сегодня и собрались. И потом он, наверно, уже несколько раз слышал в деревне звон про какой-то там приемник, который строят его ученики, и вот появилась возможность самому вникнуть в суть дела. Он придвинулся к столу, взял в руки приемник и стал его разглядывать. А потом, как и положено, начал задавать Автономову специфические вопросы. Не могу в точности воспроизвести их в силу большой для меня технической сложности самих выражений, но звучали они примерно вот так: «Скажи — ка, Митя, настройка на частоту радиостанции производится изменением индуктивности контурной катушки или же как?» или: «Насколько высокоомными должны быть головные телефоны при столь низкой колебательности всего контура детекторного радиоприемника?»
Чего тут скажешь, я сидел, открыв рот, абсолютно ничего не понимая в таких делах, а Митька Автономов, почти мой одногодок, разговаривал со своим учителем физики, да еще и с директором школы совсем на равных. Он тоже сыпал премудрыми терминами и разъяснял устройство своего изделия абсолютно свободно.
Митька Автономов понимал толк в радиотехнике, понимал не хуже самого директора школы!
Они сидели и болтали на физическом, техническом и радио языке, словно два соловья, выщелкивающих чудные трели и соревнующихся друг с другом в невероятно красивом пении.
Глядя на это, сидели, открыв рты, и мой отец, и начальник радиоузла Николай Бурков, и уже пришедший в нашу компанию Митин папа Михалыч. И мой отец прервал красивый соловьиный дуэт и сказал директору школы:
— Ничего себе, ученички у тебя, Дмитрий Николаевич! Да его, этого Митьку, уже сейчас можно в институт отдавать, в этот самый, какой-нибудь там электроники, едри ее.
Митя в ответ покраснел, а отец его, Михалыч, пробурчал чего-то там невнятное, но вполне одобрительное.
В разговор влез Коля Бурков с желанной, но несвоевременной идеей:
— Коли такое дело, может, пора «пусково» отметить, все же ясно уже.
Папа мой наверняка был сердечно согласен с инициативой Николая, но все же главный повод всей встречи заключался в другом.
— А радио послушать? Может и не заговорит совсем. Како тогда пусково?
Митя взялся за дело. Он был спокоен, он уже знал результат. Митя заранее все уже попробовал. И пододвинул приемник к себе.
— Тэк-тэк, — произнес он голосом профессора, стоящего на высокой кафедре и выступающего перед школярами. Маленькие глазки его при этом прыгали от приемника к нам, от нас к приемнику, а в глубине их мигали крохотные, но яркие лампочки, — сначала мы соединяем уличную антенну с катушкой и тем самым наполняем всю схему энергией радиоволн…
После этих сыновьих слов Михалыч вдруг стал маленько пыхтеть. Он как-то приосанился на своем стуле, приподнялся даже, лицо его, до этого маловыразительное, приобрело некоторую важность. Он наконец осознал значительность момента. Главный механик колхоза Михалыч вдруг понял, что его сын Митька, которого он всегда считал обормотом, занимающимся неизвестно чем, своими руками произвел на свет то, что интересно уважаемым им людям, что его сын совсем даже не обормот, потому, что как с равным разговаривает с самим директором школы. И говорит его Митька языком, неведомым ему самому, не последнему в деревне механику. «Что же это происходит-то здесь такое?» — спросила удивленная его душа, и Михалыч выпрямился на стуле окончательно, стал внимательно разглядывать всех собравшихся, как будто увидал всех нас впервые.