В начале января я получил печальные вести. Мой друг Борис Сахаров погиб в автомобильной аварии в октябре 1959 года. Его жена была в коме и находилась в больнице в Байройте. Я получил эту новость от немецкого издательства, которое отправило мне также опубликованную книгу Б. Сахарова «Большой секрет». В ней было бесчисленное множество фотографий, на которых был запечатлен Борис в различных позах йоги. Эти фотографии вернули мне воспоминания о нашем детстве и юности и оставили в душе боль от потери друга.
На последней странице можно было увидеть Бориса, выполняющего дыхательные упражнения. Он стоит со втянутой диафрагмой, освобождая легкие, и улыбается. Когда я более внимательно рассмотрел эти фотографии, я сразу вспомнил о двух «выдыхающих» звуках и решил еще раз прослушать эту пленку.
В этот раз я был более внимательным и в самом начале обнаружил приглушенный мужской голос, который несколько напряженно, но на ясном немецком произнес: «У оборудования… Твой Борис!». Имя «Борис» было произнесено затрудненно. И с дребезжащим «р».
Итак, это был мой верный друг Борис, раз и навсегда развеявший все мои сомнения.
А теперь вернемся в январь 1960 года. Ободренный своими четкими записями, я решил проконсультироваться по телефону с одним известным шведским ученым.
Глава 10
Первая «публичная» демонстрация — Невидимкам предоставляется слово. -
Настоящее оцепенение.
Я знал имя доктора Бьеркхема уже много лет. Я читал о его экспериментах по глубокому гипнозу. Этот талантливейший ученый имел степень доктора философии, теологии и медицины, и я думал, что как психиатр и парапсихолог он сможет распознать истинное значение моих контактов. Имя доктора Бьеркхема было хорошо известно за пределами Швеции, у него было очень много работы, и я беспокоился, смогу ли с ним связаться.
К моему удивлению, у нас состоялся очень положительный телефонный разговор. Этому человеку не нужно было долго объяснять, он сразу понял суть дела. Доктор Бьеркхем пообещал навестить меня у нас дома в Стокгольме в понедельник 28 декабря 1959 года.
Кроме доктора Бьеркхема я решил пригласить своего друга Арне Вайсе с супругой, работавшего в Шведской радиовещательной компании, с которым мы вместе подготовили множество радиопередач. Кроме того, присутствовала моя сестра Элли — она гостила у нас на Рождество — и сестра моей жены Анника, которую я специально пригласил на эту встречу.
Наши гости прибыли ровно в 18.00. После легкой закуски мы перешли в большую комнату, где некоторое время провели в беседе. Хотя царило приподнятое настроение, тем не менее, чувствовалось какое — то напряжение, становившееся все сильнее.
Лично я чувствовал себя немного неуверенно. Я сравнивал себя с режиссером театра, не знающим, явятся ли его актеры к назначенному представлению или нет.
Я сел рядом с доктором Бьеркхемом как можно дальше от магнитофона и включенного микрофона.
По просьбе собравшихся я включил магнитофон на запись, пока мы беседовали. Запись шла через микрофон в присутствии 7 свидетелей и при полном электрическом освещении. Поскольку я собираюсь описать многочисленные записи, сделанные в разных режимах, я постараюсь в своем отчете сосредоточиться только на самом главном.
Было около 19.30, когда я включил магнитофон на запись и одновременно воскликнул: «Есть!». Позже, когда мы слушали запись, мы обнаружили мужской голос, вставивший: «Poskala!», но никто из нас этого не заметил. Итак, мы начали запись с названия одного шведского города.
Когда наш младший сын Петер на минуту вошел в комнату, женский голос назвал его очень специфическим прозвищем, имеющим отношение к его внешности. Голос говорил по-немецки и по-шведски, но в обоих случаях слышался финский акцент. Это послание носило чисто личный характер, поэтому его не стоит здесь передавать.
Через некоторое время мужской голос, звучавший так, как если бы он принадлежал пожилому человеку, немного в нос, но достаточно ясно произнес: «…tantoparties…». Мы разговаривали только по-шведски, и я как раз ответил на вопрос сестры, сказав: «monga, monga», что означает «много, много». На пленке за этим следует фраза «tantoparties», представляющее собой комбинацию итальянского слова «tanto» (много) и английского «parties» (вечеринки). Это было похоже на продолжение моего ответа. Так как никто из нас в действительности не слышал голосов, мы продолжали непринужденно беседовать.