Без помощи магнитофона этот разговор шепотом совершенно невозможно было бы понять, он происходил в середине настоящей передачи очень быстро, кроме того, его еще нужно было усилить и прослушать несколько раз.
Я обратил внимание на голос пожилого мужчины, которого я называл «Старый еврей», и чья дружеская интонация напомнила мне о венском комике Гансе Мозере. Этому говорившему нравилось делать ехидные замечания, используя странную смесь языков, состоявшую из идиша, немецкого, английского, итальянского и шведского. Кроме того, у него был простой и даже грубоватый юмор, не то чтобы неприличный, но не совсем принятый в смешанной компании.
Впервые я заметил «Старого еврея» в передаче, когда я не понял знак Лены и получил в ответ пищащий сигнал. В тот раз произошло пробуждение нескольких спящих мертвых. Сначала раздался громкий звук включения, и энергичный мужской голос выкрикнул: «Песня мертвых! Связь для мертвых!»
Два раза вступил мощный хор, так что я невольно несколько раз включил и выключил магнитофон. «Твое радио мешает!» — прокричал мужской голос.
Так как я был уверен, что слышу обычную радиопередачу, я никак не отреагировал, пока не услышал громкий сигнал.
«Старый еврей» находился рядом с микрофоном (или переговорным устройством). Система работала неудовлетворительно, потому что его голос несколько раз треснул, и у него сорвались слова, видимо, нарушающие правила, но он быстро овладел ситуацией и начал имитировать польского или еврейского диктора.
«Контакт с маленьким Гитлером», — раздалось несколько раз на большой громкости. «Авторское право, — быстро добавил он, помолчал немного, а затем раздраженно пробормотал на смеси языков, — с этим радаром сам черт не пообедает»
Что бы ни означала его странная немецко-итальянско-шведская языковая смесь, произнесено это было с торжественностью субботней службы.
Однажды вечером я услышал выступление хора, показавшееся мне действительной передачей из Каира, но на самом деле звучавшее на смеси немецкого, шведского и итальянского языков.
Упоминались Гитлер, Мелархойден. «Старый еврей» вставлял шутки в своей обычной простой манере. Во время короткой паузы он обратился к Лене и кроме всего прочего сказал: «Lena, nimoststarten!» (Лена, ты начинаешь). После этого хор продолжил в прежнем ритме, обращаясь к Лене: «А теперь — теперь радар времени у тебя. Все дела в сторону, только Фридель может сейчас ничего не делать… он сидит в темноте, бедняга Фридель».
В заключение «Старый еврей» проговорил ясно и выразительно: «Это мертвые, ты должен понять — на севере — Ваше здоровье».
Большинство сообщений от мертвых приходило на таком забавном образном языке. Видимо, они преодолели унылую монотонность земного рационализма, они говорили спонтанно, символично и радостно.
Очевидно, именно в задачу Лены входило помогать мне, сидящему в темноте, и подавать мне знаки и сигналы, потому что она отвечала за радар времени, обеспечивающий связь между четвертым измерением и нашим земным временем.
В конце мая я получил сообщение, которое даже сейчас, спустя годы, я считаю одним из наиболее впечатляющих и интересных. Его содержание настолько значительно, что я даже сегодня не решаюсь опубликовать его полный текст, пока тщательно не запишу его, используя фильтры и усилители. Когда немецкие исследователи помогут мне полностью удалить помехи, я смогу опубликовать текст в виде брошюры с добавлением еще нескольких интересных сообщений, которые до сегодняшнего дня еще не были полностью проанализированы. Как бы то ни было, я подожду, пока не будут устранены все помехи, и у нас не будет точного и ясного текста.
Эта передача может рассматриваться в качестве исторического документа, потому что в ней звучит характерный голос Гитлера.
В то время новые сообщения приходили почти каждый день, число моих невидимых друзей росло. В контакт со мной входили умершие друзья моей юности, родственники, многочисленные знакомые, часть из которых я совсем забыл. Они называли свои имена и с волнением ждали, узнаю ли я их голос. Однако не все называли себя по имени.
Были голоса, которые пожелали остаться неизвестными, другие скрывались за кодовыми именами. В таких случаях мы обычно имели дело с известными личностями, которые по понятным причинам выжидали и действовали с осторожностью.
Двое моих друзей юности, Буркхард В. и Герборт Б. были первыми, кто мне открылся, и чьи голоса и интонации были мне хорошо знакомы.
Последний раз я видел Буркхарда В. в 1930 году. Эта очень странная встреча произошла в берлинском метро. До этого мы не виделись 12 лет. Буркхард к тому времени уже несколько лет учился в Берлинском техническом университете, а я как раз приехал в Берлин, чтобы продолжить свою вокальную подготовку. Когда я внезапно увидел своего друга, сидящего напротив в вагоне метро, меня охватило какое-то парализующее замешательство. Я молча смотрел на него и не знал, что делать, обнять его или остаться сидеть. Я заметил, что Буркхард украдкой поглядывает на меня, потом он мягко покачал головой, и на его лице промелькнула грустная улыбка. Все его существо говорило: «Нет, нет, это не может быть Фридель!»