Вдоль входа разлёгся Насреддин Сулайманов; упиравшийся в пол «Печенег» трещал и выбрасывал десятки раскалённых гильз. В трёх сотнях метров же валился на землю точно подрубленный камыш, а в болота затягивало сражённые свинцом тела. Грязная вода в те минуты навсегда приобрела очередной оттенок: до омерзения красный. Пулемётчик нёс смерть землякам-единоверцам: людям, с которыми должен был штурмовать оплот ненавистного режима. Однако Насреддин знал: если «соплеменники» доберутся до власти, мира ни для кого больше не будет. Мужчин вырежут, женщин распродадут в бордели, детей на органы; но для начала заберут всё в качестве хараджа. Вот она: идеология процветавшей в былые дни автономии. Кем были, чем стали…
Правый сектор обстрела держался на Пустыннике. Эмиссары никогда не создавались для сражений на передовой: в грязи и смраде трупов. Хирург не может проводить операцию под навесом в богом забытой пустыне. Однако должен, если придётся. Разведчик стрелял по подступавшим всё ближе врагам, прицельно выкашивая одного за другим, а сам в редкие секунды задумывался: чем, в сущности, он отличается от них, изуверов, решающих вопросы наваждением людского ужаса? Ведь, если вдуматься, он такой же политический террорист, разве что на службе у другой системы. Его понятия о добре непримиримы с аморальными устоями джамаатов, но и им даром не нужны демократия и плюрализм. Выбор давно сделан, и отныне каждому за него отвечать. Первую точку в повести о всеобщем терроре поставил он, эмиссар Пустынник, выстрелив в грудь председателя под гвалт взвинченной толпы. Чему теперь удивляться?
Сильно пахло порохом и раскалённым металлом; всё больше каменной крошки сыпалось из стен; искры чаще слетали с решёток. В сотнях метров от форпоста разливалась по глине кровь; мёртвые валялись на тропах и среди камышей. Но, тем не менее, враг подступал. Огонь уплотнили настолько, что высунуться не мог даже Андрианов, чья храбрость служила примером для многих в спецвойсках УВП. С колокольни ослабевала поддержка Альпийца: обстреливали и снайпера. А после случилось непоправимое.
Во второй раз они не промахнулись. Выпущенный из РПГ снаряд описал в воздухе спираль, оставляя белую дымку, и ударил в колокольню. Пламя охватило верхнюю часть монастыря, обрушило купол с крестом, снесло стены и выжгло бравого пограничника Альпийца. Мгновение, а после героя не стало. Волна дрожи и грохота пронеслась по всему монастырю, отбросила на пол военных, сорвала с потолка паникадило. Огромная люстра, чья позолота давно почернела от копоти, всей сотней килограммов обрушилась на пол, проломив кладку и окончательно разбросав пепел затушенного ночного костра.
Нескольких минут смятения было достаточно, чтобы джамаат «Вафат Алькуффар» вплотную подошёл к форпосту. Насреддин, лишь недавно сменив ленту, приподнялся на одно колено, нацелив пулемёт на подступающего противника, но тут же опрокинулся — весь в крови. Андрианов подскочил к дверям и выстрелил во двор из подствольника. Сквозь грохот автоматов проступил взрыв и чьи-то стоны. Пустынник сорвал с разгрузки гранату, также, подбежав к входу, пустил её во двор.
— Прикрываю! — крикнул он Андрианову. — Осмотри его!
Всю правую руку перебило, прошило ногу вместе с коленом. Сулайманов безвольной куклой лежал на полу; крик боли вырывался из лёгких. В его глаза невозможно было смотреть, не потеряв при этом рассудка.
— Ух-ход-ди! — еле соединил он слоги.
При ранениях конечностей, даже таких обширных, шанс спасти человека всегда оставался. Но только если спустя минуту на пороге не грозились появиться радикальные боевики. Все понимали: партия Насреддина окончена. В последний раз взглянув на умирающего пулемётчика, эмиссар приметил зажатое в здоровой руке устройство наподобие тех, что использовались лет тридцать назад для связи на огромные расстояния. С крушением мира беспроводное радиовещание стало привилегией одних военных.
Понимание пришло мгновенно.
— Быстрее! — Командир указал на коридорные проёмы. — Оттуда простреливается вход!
Застрекотали пули, и их разделило. По одну сторону Никиту, по другую Егора и Пустынника. Разведчик схватил связиста за шиворот и втащил в тёмное зево складских помещений. Андрианов не успел: его расстреляли в упор сквозь решётку-арматуру.
— Насреддин! — в бессилии крикнул паренёк. — Товарищ капитан!
Шестьдесят секунд. Они переступили черту молельного зала: все в зелёных одеждах под лесной камуфляж, в чалмах и арафатках. На плечах неизменные чёрные повязки с белой вязью. Какими бы истинными радикалы себя ни считали, в этом монастыре неверными были они.