Гэз остановился и замолчал. Низкое солнце освещало его лицо параллельными земле лучами и показалось Таху странно напряженным, как будто Гэзу было трудно передавать воспоминания о первой встрече с Гричаром. Но Гэз глубоко вздохнул и продолжал:
– В своем профессорском кабинете Гричар выслушал меня сначала сухо, потом лицо его прояснилось, и он стал объяснять мне… «Да, закономерность численных приближений, согласно теории возрастания, формулируется следующим образом: простые числа не могут быть приближенно выражены простыми числами. Пусть мы разыскиваем обыкновенную дробь, равную – приближенно – квадратному корню из некоторого простого числа, например…» Впрочем, это вам, доктор, сейчас не важно. Но я отлично помню, как, объясняя мне математические тонкости с глазу на глаз, Гричар оживился. Глаза его заблестели. И он прочитал мне такую удивительную лекцию, что я вернулся из Гричаровского института очарованным. Я стал обожать Гричара. Я сделался его учеником, потом субассистентом. Я стал бывать у него в доме. И тут я познакомился с дочерью Карла Гричара – Илоной. Это была тонкая девушка, еще подросток, с замечательными черными тонкими волосами, которые на солнце казались совершенно синими. Я полюбил ее. Она мне отвечала взаимностью… Но дело не в этом. В доме Гричара жили еще двое. Его брат Эрнст и приживалка Глафа, женщина, вынянчившая Илону после смерти матери. Илона звала фрау Глафу теткой. Глафа была преданна Гричару, как собака.
Я довольно близко наблюдал жизнь этого семейства.
Мне казалось, что оба Гричара угнетены какой-то навязчивой идеей. Они что-то затевали… Грянула война. Потом, помните, 9-е ноября 1918 года, когда на западе рухнули два могущественных престола? Я не был далек от революционного движения.
Солнце коснулось нижним своим краем горизонта и постепенно тонуло в бронзовой туманной полосе. Гэз тихо продолжал:
– Я узнал, что Гричар занят исследованием возможности читать мысли живого человека и передавать их на расстоянии. Гричар посвятил меня в свои опыты. И тут я увидал, каким злым гением для моего профессора был его брат Эрнст. Мысль покорить всех людей, оказывается, ни на минуту, не оставляла Эрнста. Он хотел славы, блеска. Это желание постепенно перешло в жажду власти, в жажду мести человечеству. Эрнст приложил свою злобу, свою настойчивость к научным знаниям Карла и… Вы знаете, доктор Тах, что за этим последовало?
Совсем стемнело. Солнце спряталось. Тонкая розовая зорька умирала на западе.
– Что именно последовало? – спросил Tax, поводя плечами от наступавшего вечернего холода.
– Иностранное правительство, заинтересованное в том, чтобы всякими способами вредить республике Советов, субсидировало опыты и достижения Гричаров. А я?.. Я не был согласен с дьявольским планом Гричаров. Я предпринял некоторые шаги. И за это Карл отнял у меня Илону. Эрнст предал меня за мою связь с революционными товарищами, которым нужны были мои знания по теории и практике взрывчатых веществ. Я бежал сюда, в прекрасную страну Советов, где наука идет на пользу человечества, где светлое будущее кажется осязаемой явью. Эта страна сделалась моей родиной. Здесь я стал большевиком.
А Гричары? В них вспыхнули те задатки, которые достались им от их отца – актера Гуго. Они стали по-своему знамениты. Они оказались гениальными трансформаторами, изобретательнейшими авантюристами, хитрейшими противниками красных республик. Они проведали о вашей работе, доктор, о чтении мыслей. Карл вспомнил свои неудачи, когда у него из-под носа вырывались его открытия. Он переехал сюда, жил в пригородном поселке и мешал вам. Это он проник в ваш рентгеновский кабинет и украл у вас ваши микроамперметры. Он украл документы, которые Аркадий забыл на столе в докторском кабинете больницы. Это он был, старик Егор Картузов, притворявшийся мертвым, чтобы попасть в больницу, вернее в мертвецкую, из которой был ход в этот ваш докторский кабинет и о существовании которого Гричары узнали от графа Щеповского, недавно умершего эмигрантом в Париже. Мишутка работал над утилизацией мировых коротких, так называемых Мелликеновских радиоволн, которые пронизывают все мировое пространство. Это зыбь эфирного Океана Вселенной. Работы Мишутки не ускользнули от Гричара, и он проник в дом товарища Зубова, чтобы украсть дифракционную катушку, которая потом легла в основу гениальнейшего изобретения, составляющего гордость нашего Советского Радиодворца.
Гричары умели читать мысли не хуже вашего, доктор.
Не в обиду будь это вам сказано. Но они пошли дальше. Они стали вести опыты по передаче мыслей на расстоянии. Для этого в рабочем предместье Парижа у Эрнста была оборудована специальная лаборатория. И такая же подземная – в поселке нашего пригорода, на даче Карла Гричара, проникнувшего сюда под видом спеца-математика профессора Толье. Ход в лабораторию шел через зеркальный шкаф, стоявший в даче. Они пользовались воздушной радиопередачей и одновременно производили опыты по проводимости различных слоев земной коры. Они нащупали кремний-силициевый пласт, непрерывным узким пластом проходящий через всю Европу и половину нашего Союза, и использовали его как передатчик энергии, нужной им для опытов.
В начальных опытах с передачей работы головного мозга им нужны были люди, нервная система которых была чем-нибудь сильно потрясена. И с виртуозностью, достойной лучшего применения, Гричары совершали преступления. Они разыгрывали из себя нищих, провокаторов, мертвецов, торговцев сыром.
– Я знаю кое-что из их похождений, – заметил Tax.
– Только кое-что, – ответил Гэз, – но не все. Дуня Рогова тоже попала в подвальную лабораторию Карла Гричара, где он производил опыты над мозгом… над мыслями своей дочери… Илоны… моей невесты… – Лицо Гэза подернулось судорогой, и он пошатнулся от душившего его волнения: – Где она теперь? Следы ее потеряны… Последний раз ее видели в Париже… Может быть, Гричары ее уничтожили, как уже более ненужный им для опытов материал? С них все станется.
– Это было бы чудовищно, – проговорил в ответ Tax. – Успокойтесь, ваша невеста найдется.
– Я найду ее, – стиснул зубы Гэз. – Слушайте, Tax. Мною организована экспедиция в горы Центрального Кавказа, чтобы изловить шайку Гричаров-Толье. Хотя, собственно говоря, никакой шайки там и нет, а, по всей вероятности, там скрываются только два брата и, может быть, эта фрау Глафа… Но дело не столько в этих гнусных личностях, сколько в их новом аппарате.
– В каком? – дернул головой вопросительно Tax.
– Деталей я не знаю, но… Словом, Гричары теперь не только умеют читать на расстоянии мысли людей, которые им нужны, но и приспособили микроволны для воздействия на нейтральную нервную систему людей. Это своего рода массовый гипноз на расстоянии. Еще десять лет тому назад радиофизиологи задавали себе вопрос, возможны ли процессы в нервной системе, которые можно считать произвольными в том смысле, что исходной точкой отправления для такого процесса является реакция, возникающая первично в центрах мозга и дающая, благодаря именно этой первичности, представление о произвольности, об отсутствии связи с внешним миром. Наличность таких реакций в мозгу доказана. Сущность их – радиоактивность калия…
– И фосфора, по моим наблюдениям, – добавил Tax.
– Совершенно верно, доктор, и если это так, то мы можем себе представить…
– Я отлично знаю, что вы хотите сказать, инженер. Разрешите, я докончу за вас? В некоторых определенных местах мозга скапливаются ионы фосфора и ионы калия. Они дают радиоактивный распад. И вызывают явления, исходящие не из внешнего мира, а управляемые законом случайных явлений, каким управляется распад атомов радиоактивных элементов. Возбуждения связаны с ощущениями и движениями. И тогда кажется, что эти рождающиеся в головном мозгу процессы – произвольны. На самом же деле – нет. Теперь уже доказано, что возникновение определенных действий животных и человека, – поведение человека, – связано, с одной стороны, с явлениями внешнего мира, дающими толчки к возникновению ионных процессов в центральной нервной системе, а с другой – со случайными самопроизвольными центрами возбуждения в мозгу, обусловленными радиоактивным распадом фосфора и калия.