– Возьмите тарелки… и дайте мне.
Мишель наклонился над столиком. Большие очки приблизились к лицу Мишеля. Посетитель почти беззвучно произнес:
– Я знаю, о чем вы писали в Россию.
VII. ЗАГАДКА МЕРТВЕЦКОЙ
Борис Глебыч посмотрел на пустой стол и крикнул на Федора:
– Да объяснишь ты толком или нет?
Федор стукнул ящиком о кирпичный пол и тяжело передохнул.
– Да что же толком объяснять, Борис Глебыч, если трупа на месте нет?.. Только и делов.
Борис Глебыч переглянулся с Тахом и приказал Федору:
– Говори по порядку… Труп был?
– Был. Вчера Никифор с Гаврилой принесли его, как полагается. Мне сдали. Я ему место вот на этом самом столе определил. Мешок с одежиной у меня заперт в шкафу, опять как полагается…
– Накрыли вы его футляром, ящиком, – перебил Федора Tax, – а сейчас?
Федор развел руками.
– Верно-с, доктор… А сейчас нету трупа. Воскрес из мертвых и вознесся на небо, не иначе.
Федор теперь окончательно пришел в себя от неожиданности и даже начал острить, что вообще любил делать, несмотря на свое мрачное занятие служителя больничной мертвецкой. Борис Глебыч почесал в ухе.
– Значит, одним вскрытием меньше? Тем лучше… А ты, Федор, посмотри-ка по другим столам, не разбежались ли остальные покойники?
Таху Борис Глебыч сказал:
– Как же это вы, батенька, живого в покойники определили? Зрачки смотрели?
– Смотрел. Не реагировали.
– Гм… Вот черт! Это Торама какой-то… Впрочем, не нашего разума это дело… Какая пинкертоновщина свалилась! Это уж пускай милицейские спецы разбирают, загадочки разгадывают, я тут ни при чем, не я загадывал. Да вот, кстати, и товарищ… Легок на помине.
Молодой следователь выслушал рассказ о пропавшем трупе и пожал плечами.
– Я, товарищи, служу очень недавно… Самому мне, по совести сказать, в деталях не разобраться. Напишу протокол, направлю дальше… А вы заявленьице напишите, доктор.
Борис Глебыч всплеснул руками.
– А ну вас… Мне вскрытия надо делать, а тут еще заявления писать? Мерси, не намерен… Федор покойника потерял, Федор в контору заявит, контора разберется… У нас в конторе такой спец Баран Баранович сидит, он выкрутит… А я еще раз – мерси…
Следователь примостился у высокой конторки, на которой обычно пишутся протоколы вскрытий, и начал писать, старательно выводя буквы. Федор в это время ходил по мертвецкой, приподнимал цинковые футлярные ящики над столами, проверял, все ли трупы в наличности.
– Остальные трупы на месте, Борис Глебыч, – наконец доложил Федор, проверив последний стол, и опять почесал в ухе. – Вот что… Ты теперь, Федя, мешок с одеждой этого пропащего принеси.
– Да, да, – живо подхватил следователь. – Принесите, товарищ.
В брезентовом мешке оказалось старенькое, забрызганное грязью пальтишко, рваная куртка, штаны и опорки. Федор перебирал этот хлам и ворчал:
– Все в целости, как полагается… Извольте удостовериться.
Следователь кончил писать и закурил махорочную самокрутку.
– Значит, труп был положен на этот стол, прикрыт футляром? Так… Дверь была заперта? Ах, эта не заперта? Почему?
Федор даже зубами заскрипел на непонятливость молодого следователя.
– Да где же это видано, чтобы их, бездыханные тела, запирать? Лежат они себе смирно, как полагается… Не убегут.
– А этот вот убег?
Все засмеялись. Федор со злостью запихнул старенькую одежонку в мешок.
– Так, значит, он живой был, ежели убег… Эта дверь не запирается, зато вон та запирается… На крючок изнутри… Я же здесь, при мертвецкой, и живу.
– Ночью-то ты ничего не слыхал? – спросил Борис Глебыч.
– Ничего… Собака раз под окном полаяла, только и всего.
Следователь встал и спрятал исписанный лист бумаги в портфель.
– Заеду сейчас в контору, отберу выписку из приемного покоя и направлю в инспекцию. Как там решат, так и будет.
Tax задумчиво смотрел через окно на больничный двор. Молодая санитарка в белом халате пробежала, как кошка, осторожно встряхиваясь, по выпавшему за ночь снегу. Снег был пухлый, белый, похожий на расстеленную гигроскопическую вату. Санитарка крепко прижимала к себе большую бутыль с дистиллированной водой. Tax подумал про санитарку: «Это Ксюша… Из аптеки бежит в хирургическое…» Потом стал думать о своем. О том, что думал еще в рентгеновском кабинете сегодня с самого раннего утра.
– А зачем вы трупы ящиками накрываете? – уже простившись, спросил следователь.
– От крыс, батенька, – ответил ему Борис Глебыч.
Федор только дернул плечами с досады: и этого, мол, не понимает… Но следователь понял:
– А-а… Неужели?
Борис Глебыч кивнул головой.
– Объедают.
– Как полагается, – добавил Федор и понес на плечах мешок за следователем в больничную контору.
– Недурненькая историйка? – спросил Борис Глебыч Таха, когда следователь с Федором ушли. – Впрочем, я не удивляюсь. В детской у Михаила Александровича лет пять назад было подобное происшествие. Принесли мальчишку в подобное учреждение. Умер, и ладно, тащи из палаты… А он очухался, да как заорет благим матом. Соскочил, прибежал к служителю… А там у служителя гости были будто, выпивали… Явился мальчишка, воет. Гости от него… Шум, гам, паника… Прибежали, говорят, из корпуса, опять в палату переправили.
Tax не слушал. Он смотрел через оконное стекло на двор.
Из ворот по вытоптанной тропиночке к аптеке шла старая слепая женщина, ее вел за руку мальчонка-поводырь. Навстречу им из дверей аптеки выскочила санитарка с корзинкой пузырьков. Старуха остановилась. Мальчонка снял измятую клочкастую шапку и поклонился санитарке, попросил милостыню. Санитарка левой рукой попридержала корзинку, а правой пошарила в кармане, достала большой кусок сахару и сунула его в руку мальчонке. Что-то сказала ему, потому что изо рта ее вырвались клубки морозного пара, и побежала к корпусу.
Мальчонка размашисто, по-деревенски перекрестился, надел шапку и дернул за руку старуху, отрывисто и деловито, тоже по-деревенски. Так крестьяне дергают клячу, застоявшуюся у водопоя.
У ворот стоял дворник Антон, грозился метлой на мальчонку и кричал: вероятно, гнал нищих со двора.
Tax отступил от окна и провел рукой по внезапно вспотевшему лбу.
– Несомненно… – прошептал он. Потом крикнул – Да ведь это был нищий!
Борис Глебыч переспросил:
– Какой нищий?
Tax глядел на Бориса Глебыча, не видя его. Говорил вслух, отвечая своим мыслям:
– Егор Картузов… Глиняная улица…
– Батенька, – воскликнул изумленный Борис Глебыч, – проснитесь.
Но Tax уже выбежал из мертвецкой.
VIII. ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК
Лука от неожиданности раскрыл рот и не мог сказать ни слова.
Голый человек еще больше прижался к березе и, казалось, плакал… Лука несколько раз зажмурил и разжмурил свои глаза, чтобы проверить себя, не кажется ли это ему, не привидение ли? Но Лука в привидения не верил и поэтому громко произнес первое попавшееся ему на язык слово:
– Цыц!
– Добрый товарищ… – в ответ заговорил голый человек, задрожав еще больше.
И тут Лука понял, что перед ним действительно живое существо.
– Батюшки… Да что же ты это на морозе нагишом! – воскликнул Лука. – Иди-ка сюда, в горницу… Там поговоришь.
Он помог человеку войти в сени. Отпер внутреннюю дверь и вошел в крошечную кухоньку. Человек от изнеможения тут же повалился на пол.
– Это ты, Лука? – раздался из следующей комнаты слабый голос Аннушки.
– Я… да еще с гостем… – Лука схватил с кухонной полки большую глиняную миску, выбежал в палисадник, набрал в миску только что выпавшего пушистого снегу и вернулся. Человек лежал, закрывши глаза, шептал еле внятно:
– Разотрите мне ноги и руки… Правую, правую, пожалуйста…