— Оставим формальности! Я рад, что наконец-то вижу тебя лично! Вот мы и встретились! — Проговорив это, он отпустил Невойта и, показывая на своих, продолжал: — Это вот Луфа, мой заместитель, а вон там сидит Яник, командир взвода Армии Крайовой, связного от которого вы уже хорошо знаете.
Подошедшие к ним немецкие антифашисты и партизаны Невойта полагали, что двое, сидящие на пеньках, встанут и подойдут к ним, но те даже не пошевелилась. Яник, слегка склонив голову, с любопытством разглядывал пришедших, щуря глаза. На его молодом лице застыло горделивое выражение и, быть может, даже некоторое высокомерие и недоверие. Яник был одет в хорошо сшитый гражданский костюм темного цвета, чистый и отглаженный.
Капитан Невойт коротко и деловито доложил о том, как прошел марш от границы до Гербы. Докладывая, он обращался не ко всем, а в основном к советскому майору.
Когда Невойт кончил докладывать, польский командир что-то сказал на своем родном языке, обращаясь к Шарову, а тот перевел его слова на русский:
— Товарищ Яник просит гостей занять заранее приготовленное для них место и отдыхать. Вскоре вас покормят.
За узкой полоской леса находилась большая поляна, куда Луфа и отвел группу Невойта. Миновав расположение польских партизан, размещавшихся в палатках, он подвел прибывших к ним и сказал:
— Здесь живем мы, советские товарищи, но места вполне хватит и вам. Для немецких товарищей подготовлено особое место, чуть подальше.
И действительно, чуть в сторонке виднелся шалаш. Показав на него, Луфа предложил Андре и его коллегам располагаться в нем.
Шалаш оказался довольно просторным, так что в нем спокойно можно было разместиться всем. Когда разместили в шалаше все снаряжение, Вилли заметил, вылезая из шалаша:
— Строить шалаши они умеют, но сами… какие-то смешные люди…
— Особого доверия к польскому командиру я, откровенно говоря, не испытываю, — прервал его Андре, покачав головой. — А вы поняли, почему они засунули нас в такую берлогу? Как будто мы чумой болеем…
— У них есть основания для того, чтобы быть осторожными, — холодно заметил Эрнст, садясь на траву и вытягивая ноги. — У меня опять разболелась пятка. И вообще я думаю, что для службы в пехоте я явно не гожусь. Ну, чего вы там ухмыляетесь?
Последним из шалаша вылез Макс. Выпрямившись во весь рост, он беззвучно рассмеялся.
— Да вы только посмотрите, как мы все выглядим! Разбойники из драмы Шиллера охотно забрали бы нас к себе.
Все засмеялись. Выглянувшее из-за туч солнце осветило их покрытые копотью лица и перепачканное при тушении пожара обмундирование. Ночью они себя не видели, а теперь не могло быть и речи, чтобы в таком виде показаться где-нибудь в селе. Все стали рассуждать, как лучше и быстрее привести себя в нормальное состояние. В этот момент к ним подошли Василий, Алексей и Иван. Они принесли кофе с молоком и бутерброды с маслом.
Алексей и Иван вскоре ушли, чтобы забрать свои вещи, а Василий сел на землю около немецких товарищей. Он сообщил, что капитан Невойт приказал ему обеспечить немецкую группу всем необходимым, затем внимательно осмотрел весь шалаш и местность вокруг него.
— Хочу вам кое-что посоветовать, — сказал он. — Вы можете отойти недалеко от шалаша, но ни в коем случае не появляйтесь в польском лагере. Воду и все, что вам еще понадобится, мы принесем. Что-то мне здесь не очень нравится. Не знаю почему, но капитан даже не зашел сюда.
— Я за то, чтобы все выяснить, — проговорил Андре, собираясь встать, но Вилли и Эрнст задержали его словами:
— Не усложняй Анатолию и без того нелегкую жизнь. Мы должны доверять ему, а для этого нужно набраться терпения и ждать.
А капитан Невойт тем временем сидел в просторной палатке майора Шарова и, доедая свой бутерброд, думал о том, какие трудности им пришлось испытать в пути.
— Вам, как я посмотрю, тут не так уж плохо, — заметил капитан.
— Такое бывает редко! — Майор усмехнулся и налил горячего чая в две жестяные кружки. — В одну из последних ночей Яник обнаружил поблизости молочную ферму, где нас могут принять как гостей.
— Однако нас он принял как самых последних нищих. Сам расселся как хозяин и смотрит на нас сверху вниз, словно мы бродячие цыгане. Почему он приказал разместить наших немецких друзей отдельно ото всех? Что он, собственно, за человек?