Перед тем, как распрощаться, майор Шаров обратился к польским товарищам с сообщением о том, что в скором времени он должен будет покинуть эти места, оставив вместо себя Анатолия Невойта.
Яник, который уже догадывался об этом, отреагировал на это, к немалому удивлению немецких товарищей, которые считали его слишком официальным и холодным, такими словами:
— Тебя, майор, я не забуду до конца своей жизни. Для меня лично ты был словно отец родной. А ты, Анатолий, будешь мне братом.
Андре и Эрнст вернулись в свой шалаш, довольные встречей.
Вилли несколько раз подряд кивнул головой, подумав: «Все это очень хорошо. Яник, кажется, вполне порядочный человек, следовательно, с ним можно столковаться. И все-таки здесь что-то не так, что бы тут ни говорили». И Вилли решил действовать на свой страх и риск.
Никто из немецких патриотов не осмелился нарушить приказ и не сделал ни одной попытки заглянуть в расположение польских партизан. Людей же Яника этот приказ нисколько не смущал, и они в любую минуту могли появиться перед шалашом, в котором жили немцы, и сразу же затеять жаркую дискуссию. Разумеется, приходили они сюда под самыми различными предлогами: один принес Андре трофейную лампу, хотя на самом деле его интересовало, как вооружена и снабжена всем необходимым группа; другой пришел с бутылкой самогона, желая выменять на нее что-нибудь из обмундирования. Поторчав несколько минут возле шалаша, но так и не достигнув желаемого, они разочарованно уходили.
В середине дня появился возле шалаша повар Яника. Он молча поставил на землю большой чугунок с рассольником, затем подошел к Максу, который как раз стоял на посту возле шалаша. Повар представился Антонием или, короче, Антеком. Он пожелал немцам приятного аппетита, а сам с невозмутимым видом уселся неподалеку. Был он невысок ростом, с по-детски пухлыми щеками и блестящими от любопытства глазами.
При этом вид у Антека был таким дружелюбным, что Макс не решился отослать его обратно. Принесенный поваром рассольник оказался на редкость вкусным. Такого же мнения были и Андре с Фрицем. Пока антифашисты ели рассольник, доброжелательный повар рассказывал им о своей жизни. Он сообщил, что был арестован властями за саботаж и посажен в концлагерь, из которого ему удалось бежать, после чего он прибился к Янику, встретившему его, однако, без особого воодушевления: Яник послал Антека на кухню, приказав не выдавать ему никакого оружия. Правда, повар с таким решением не совсем согласился, а во время поездки за хлебом для партизан ему удалось обезоружить одного эсэсовца.
Рассказывая о своей жизни, словоохотливый повар стремился приукрасить ее кое-какими приключениями, деталями, чтобы в глазах своих слушателей выглядеть героем. Когда же он почувствовал, что в какой-то мере это ему удалось, он осмелел еще больше и спросил:
— А вы что здесь намерены делать?
— Мы направляемся в Берлин, — ответил ему Макс, которому был симпатичен этот малый. — Там мы вздернем Гитлера и всю его преступную банду. А вот теперь будь добр и ответь мне на вопрос: почему ты такой недисциплинированный? Насколько мне известно, ваш командир запретил вам навещать нас.
— Этот приказ на меня не распространяется, — ничуть не смутившись, ответил Антек, — так как я для вас нисколько не опасен. Ты понял это?
Макс замотал головой, показывая, что он ничего не понимает. Однако все то, что повар рассказал Максу после этого, не имело ничего общего с предостережением Шарова.
А Антек рассказал, что в августе, во время проведения очередной карательной акции, фашисты упрятали в концлагерь Освенцим восемь многочисленных семей поляков. С тех пор польские партизаны вынашивают планы мщения немцам.
— Я думаю, что именно из-за этого наш шеф и запретил нам разговаривать с вами, чтобы, чего доброго, мы не причинили вам каких-нибудь неприятностей. Короче говоря, прибыли вы сюда в плохое время.
— Долго же нам пришлось бы дожидаться лучших времен, — заметил Макс с горечью. Каждый раз, когда он слышал о том, как гитлеровцы расправляются с мирным населением, убивая женщин, детей и стариков, кровь у него начинала бурлить. В последнее время он все чаще и чаще слышал о подобных бесчеловечных поступках, совершаемых гитлеровцами. Ему даже казалось, что люди, рассказывая ему это, как бы предупреждали его: «Будь осторожен, ты вступаешь на землю, политую кровью ни в чем не повинных людей».
— В нашем отряде про вас говорят, что все вы политики, — начал объяснять ему Антек, — а один из вас даже профессор, а мне еще ни разу в жизни не приходилось видеть живого профессора. Вот тогда-то я и решил приготовить обед специально для вас: должен же я в конце концов знать, как выглядят политические немцы.