Само собой разумеется, последнее слово осталось за Тадеушем. Предложение выпросить у немцев оружие не противоречило его собственному желанию. Но в голове он вынашивал и другой план, который состоял в том, чтобы присоединить эту восьмерку смельчаков к своей группе. Мешало этому только то, что Люблинец для них — всего лишь промежуточный пункт действий. Тадеуш прекрасно понимал, что это значило: длительность пребывания антифашистов в этом районе во многом зависела от их боевых возможностей. И он хотел по мере собственных сил создать таковые для них. И притом сделать так, чтобы на деле можно было убедиться в боеспособности патриотов.
Выслушав мнение своих соратников по борьбе, Тадеуш отправил их спать. Самые важные решения он, как обычно, принимал один. Долго командир расхаживал взад и вперед по комнате, пока не принял окончательного решения. Вечером он сел на свой велосипед и направился к Франтишеку.
Эрнст увидел в окошко собиравшегося уехать Тадеуша и окликнул его. У антифашистов в это время работала рация: шел сеанс очередной радиопередачи, и Макс с наушниками на голове что-то быстро записывал на листок бумаги. За его спиной стоял Андре и через плечо смотрел на бумагу. Вилли и Фриц сидели в своем углу, шепотом о чем-то переговариваясь.
Когда Тадеуш вошел в комнату, Андре молча кивнул ему, чтобы не мешать радисту. Тадеушу хотелось получше рассмотреть рацию, но Эрнст увел его в угол, где Иван из окошка внимательно наблюдал за местностью. Вскоре к ним подошли Андре и Вилли. По их просьбе Тадеуш подробно рассказал о положении в городе и в районе, а чтобы они лучше все поняли, он начал издалека, еще с предвоенных времен.
Польский город Люблинец, расположенный на границе с империей, никогда не был богатым городом, однако его жители находили себе работу на кирпичном заводе, камвольном комбинате и многочисленных лесопильнях. Многие из жителей работали на металлическом или на сталеплавильном заводе.
С приходом фашистов город изменил свое мирное лицо: школы были мгновенно превращены ими в солдатские казармы, где разместились личный состав гитлеровского гарнизона, рота выздоравливающих и личный состав полиции и жандармерии. Однако были в городе места и похуже. Так, например, в здании бывшей тюрьмы теперь содержались политические заключенные, хотя и носила она, казалось бы, довольно безобидное название «Основной лагерь Лобен». Допросы в ней проводил комиссар по уголовным делам по фамилии Байер. Специальные команды карателей с немецкими овчарками выискивали для него в городе и окрестностях многочисленные жертвы. Большинство арестов в городе производилось по указанию фюрера гестапо Христиансена.
— Для людей, схваченных фашистами и брошенных в застенок, имелось три возможности умереть, — говорил Тадеуш. — Некоторые из них оказались не в силах пережить арест и первые допросы. Многих гестаповцы отправили в Ополе. Кому из них удалось пройти через это и оказаться в концлагере, мы не знаем, как не знаем и того, остались ли они в живых. Мы никогда не забудем и врача-эсэсовца по фамилии Ойлер, которому разрешалось использовать заключенных как материал для проведения своих страшных опытов. Он экспериментировал над ними как хотел, а затем попросту умерщвлял свои жертвы, впрыскивая им яд. В бывшей больнице гитлеровцы организовали так называемый институт, где они занимались не лечением, а умерщвлением больных. Однако майору медицинской службы Ойлеру мало было материала для опытов, и тогда хватали на улице совершенно здоровых местных жителей и отдавали их палачу.
Все это Тадеуш рассказывал без особого волнения, однако на лбу его выступил пот, и он время от времени стирал его тыльной стороной ладони.
— Вот в какой обстановке мы живем, камараден. Теперь вам известно все или почти все, — так закончил он свой невеселый рассказ.
Антифашисты, не перебивая, слушали Тадеуша. И только когда он замолчал, Вилли сказал:
— Очень горько, когда сознаешь, что ничем не можешь помочь этим людям.
— Если бы мы заранее знали, кто из них будет арестован, то можно было бы предупредить этих людей или организовать их побег. Правда, мы оказывали помощь семьям арестованных и убитых, но разве это выход? Было бы гораздо лучше, если бы мы могли хоть на время парализовать преступную деятельность эсэсовцев.