Тадеуш встал, подошел к окошку и, отстранив Ивана в сторону, посмотрел на небо, по которому плыли редкие облака. Ночь обещала быть светлой.
— Не сложно, — вновь заговорил Тадеуш, отвернувшись от окна, — расстрелять перед зданием гестапо одного из этих преступников, однако я не хочу и не могу этого делать, ведь за это придется заплатить жизнью моих земляков, которым фашисты захотят отомстить. А я не могу за жизнь одного мерзавца платить так дорого. Вы понимаете?
— Конечно, — ответил Андре. — А поскольку гестапо это понимает, оно и лютует еще больше. Противник всегда рассчитывает на нашу гуманность.
— Однако не очень уютно они себя здесь чувствуют, — возразил ему фельдфебель. — По ночам фашисты не рискуют выходить на улицу, а если куда и едут, то обязательно с усиленной охраной. Многие из них держат при себе немецких овчарок. Они нас уже боятся, но нам необходимо нанести им сильный удар, чтобы они испытывали перед нами еще больший страх, более того — даже ужас. И пусть они содрогаются не только перед нами, но и перед всеми честными людьми, которые борются против фашистов.
Андре усмехнулся, понимая, куда клонит Тадеуш.
— Если ты хочешь, чтобы мы и наши советские друзья приняли участие в какой-нибудь вашей операции, то прямо так и скажи.
— Идет! Именно об этом я и думал. Есть у них в гестапо один надзиратель по кличке Баста, который к тому же трус отменный. Однажды я дал ему понять, что мне кое-что известно о нем. Он так перепугался, что несколько ночей подряд не ночевал дома. — Потом Тадеуш рассказал, что его ребята уже давно решили поставить этому Басте условие: либо он немедленно бросает свою грязную профессию, либо ему придется распрощаться со своей такой же грязной жизнью. Услугами этого мерзавца пользовался комиссар Байер. Баста поставлял смертников врачу-эсэсовцу, жестоко мучил узников, используя различные инструменты для пыток. Каждый раз, когда он дежурил в ночную смену, на улице были слышны дикие крики истязуемых, несущиеся из здания тюрьмы.
Баста жил в двух километрах от Люблинца, возле шоссе, ведущего в Ченстохову.
— Вот там, в его собственном доме, им и надо заняться, — предложил Тадеуш. Посвятив антифашистов в детали своего плана, фельдфебель ушел на половину хозяев, чтобы дать немцам возможность поговорить между собой.
Обсудив предложение Тадеуша, патриоты решили, что Андре и Эрнст примут участие в этой операции, в то время как Вилли с радистами останется в доме. Сначала Вилли не хотел соглашаться с этим, считая, что вместо командира должен пойти на дело именно он, так как Андре не имеет права рисковать своей жизнью. Однако Андре настоял на своем. Он догадывался, что Тадеуш, привлекая их группу к участию в операции, хотел как бы проверить ее боевые качества, а как известно, о любом коллективе, каким бы маленьким он ни был, в первую очередь судят по действиям его начальника или командира. Желая внести ясность и тем самым укрепить дружеские отношения с поляками, Андре решил лично пойти на операцию. Василий был полностью согласен с ним, но попросил уговорить Тадеуша взять и советских партизан.
Довольный достигнутой договоренностью, Тадеуш уехал. Той же ночью он вызвал к себе Сроку.
— Завтра вечером с тремя нашими ребятами, двумя немецкими и тремя советскими партизанами отправитесь в Яворницу. Объявите Басте наш приговор. Открывать огонь разрешаю только в случае крайней необходимости. Подумай, кого взять из наших. Ты назначаешься старшим группы!
ПРИГОВОР БАСТЕ
Для Сроки полученный приказ явился полной неожиданностью, но зато он давал ему возможность убедиться в надежности его новых друзей. Тадеуш как бы говорил ему: «Ты требовал доказательств, вот теперь и проверяй сам! Но тебе придется не сладко, если ты что-нибудь испортишь».
Срока был человеком неуравновешенным, с болезненно обостренным чувством патриотизма. В течение многих лет он жил, питая в душе ненависть ко всему немецкому. В этой своей ненависти он зашел так далеко, что перестал доверять тем из своих товарищей, которые иногда в силу необходимости разговаривали на немецком языке. Порой он начинал спорить даже со своим командиром, который ценил людей не по словам, а по делам и который так легко, как Сроке показалось, включил в их боевую группу горстку немецких антифашистов. Иногда эти споры заканчивались тем, что каждый из спорящих так и оставался при своем мнении. Правда, Тадеуш не укорял Сроку за то, что тот не соглашался с ним. Более того, он даже назначил его своим заместителем по проведению диверсий. Однако командир ничего не забывал. Так было и на этот раз.