На чердаке имелось лишь крохотное окошечко, а в задней части чердака — небольшой люк, через который вниз сбрасывали сено или солому. В случае необходимости люком можно было бы воспользоваться, чтобы покинуть чердак.
Эрнст действовал толково, все молча выполняли его указания.
Андре, Василий и двое поляков устроились у входа на чердак. Алексей стоял у окошка, а все остальные подтащили свои пожитки к люку, где стоял Вилли. Самый большой мешок они быстро набили сеном, для того чтобы в случае необходимости сбросить его в люк. В темноте противник наверняка примет мешок за человека и, видимо, откроет пальбу, а если тишина не будет нарушена, тогда они сами выпрыгнут в люк и, оказавшись на земле, укроются в ближайшем лесу.
Хорошо бы найти прочный длинный канат или веревку, но ее, как назло, не было. Куски бечевки имелись почти у каждого из партизан, но они ничего не давали. Бойцы расползлись по всему чердаку, перерыли все сено и солому, но ни веревки, ни каната не нашли. Искали просто так, чтобы не сидеть без дела и хоть немного успокоиться. Как партизаны ни прислушивались, снизу, из дома, не доносилось ни звука, однако эта тишина действовала на нервы хуже, чем громкая стрельба.
Фриц, ощупывавший руками стену, вдруг схватился за какой-то провод, висящий на крючке. Провод оказался достаточно толстым, чтобы выдержать тяжесть человека. К одному концу провода привязали мешок с сеном и решили попробовать спустить его через люк на землю.
Вдруг Вилли показалось, что он слышит чьи-то голоса, а затем стук солдатских сапог по мостовой. Потом вспыхнул огонек фонарика. Свет его был не очень ярок, но Вилли показалось, что его ослепили: выходит, все старания напрасны, слишком поздно.
— Мы в более выгодном положении: отсюда можем держать лестницу под обстрелом, — сказал ребятам Андре. — Как только появится первый полицейский, открывайте огонь! Ясно?
Тринадцать бойцов ждали затаив дыхание. Было хорошо слышно, как стукнула дверь и под тяжелыми шагами заскрипели ступени лестницы. Подняв автомат, Андре изготовился к стрельбе.
— Не стреляйте, ребята! — вдруг раздался голос снизу. — Это же я! — Это был Ян Сойка. — Вы зря перепугались. Тот полицейский — мой родной брат. Он просто зашел ко мне на минутку и уже ушел.
— Так мы тебе и поверили! В доме полно фашистов, только они попрятались! — выпалил Андре, направляя дуло автомата в грудь крестьянину. — Будет лучше, если ты скажешь правду!
— Да ты пошли кого-нибудь из своих ребят, пусть убедятся собственными глазами, а если я наврал, то можешь меня застрелить, — проговорил Сойка.
Когда Андре опустил автомат, Сойка рассказал им, что его брат слишком стар для того, чтобы служить в вермахте, поэтому его и забрали служить в полицию. Борцом Сопротивления он, правда, не стал, но и мерзавцем тоже не был. Он и раньше хотел навестить брата, но у него не было то увольнительной, то удостоверения на право пересечения границы.
— А сегодня ему выдали документы только для того, чтобы он среди ночи на несколько минут забежал к тебе? — подозрительно спросил Эрнст. — Не слишком ли это странно, а? Любопытно, почему он не пришел к тебе утром? Или ему еще куда-нибудь идти надо?
— Он служит в полицейском участке в Ченстохове.
— Скажи, а он спрашивал, кто находится у тебя в гостях и кто сначала подходил к двери?
— Нет, он об этом ничего не спрашивал. — Сойка покрутил головой. Ему и самому только теперь показалось подозрительным столь странное проявление любви брата к нему. Он подумал и решил, что партизанам лучше всего уйти из его дома, ну хотя бы к сестре Ванде, дом которой не так далеко отсюда.
Партизанам предложение Сойки не очень понравилось, так как брат-полицейский может зайти и в дом к сестре. Однако все же пришлось согласиться с хозяином. На этом же настаивали и польские солдаты, которые хорошо знали Ванду и доверяли ей, верной и бесстрашной подпольщице, хотя сама она, как и все из семьи Сойки, была фольксдойче. А вот ее муж, польский железнодорожник, был на удивление труслив, правда, к счастью, гнева собственной супруги он боялся больше, чем фашистов.
Новое убежище для группы Андре находилось в глухом лесу. Ванда, живая, расторопная женщина, радушно распахнула перед партизанами дверь своего дома. Единственное, что ее пугало, это их количество. Двоих бойцов оставили внизу, на посту, остальные же разместились на ночь в маленьком подвале, над которым еще не была подведена крыша и куда холодный ветер задувал сквозь балки перекрытия. Под утро стало еще холоднее.
В остальном жизнь в небольшом домике текла отнюдь не плохо. Трусливый супруг хозяйки дома вообще не показывался гостям на глаза. Ванда сама заботилась о них и охотно согласилась готовить им. Чугунков и мисок у них хватило бы на всех, а вот продуктов осталось всего-навсего на один постный супец. Выручили ее солдаты из группы Тадеуша. В соседнем лесничестве у них был знакомый лесничий, который не возражал, чтобы они постреляли на его участке что-нибудь из дичи, с уговором, что половина добычи останется ему.