— А почему не дома? — удивилась Хелена. — Ты же знаешь, сколько домов война разрушила. Людям нужно где-то жить, нужно иметь крышу над головой. А разве детям кров не нужен?
— Я хочу строить мосты, — упрямо повторил Макс. О строительстве мостов он мечтал еще с детских лет, а за последнее время еще больше утвердился в своем желании. — Согласен, дома очень нужны людям, но ведь мосты соединяют города, страны и даже целые народы, понимаешь?
— Конечно понимаю, но сначала надо уничтожить вражду между людьми.
— Я уверен в том, что люди, когда они перестанут воевать друг с другом, будут способны сделать много полезного. Ты тогда сможешь учиться.
— Я? Да ты с ума сошел! — Хелена сначала громко рассмеялась, но потом вдруг притихла. Она сощурила глаза и стала похожа на своего отца. — У нас о таком никто и не мечтает. Девушки, должны думать о замужестве. Отец сам найдет мне жениха.
— И тебе это нравится? — удивился Макс. — Обещай мне, что ты не согласишься, чтобы тебя сватали.
Хелена сначала провела ладонью по волосам Макса, а затем положила руку на его плечо и сказала:
— Если ты пообещаешь, что возьмешь меня в жены. Одна я тоже не хочу оставаться.
Макс молча снял руку девушки с плеча и надолго задержал ее в своей руке.
Дни шли один за другим своей чередой. В тот год снег выпал рано и скоро растаял. В конце ноября появился Черный и принес интересную новость. Он получил открытку из Бреслау. Его дядя (которого у него не было и в помине) почерком Яна Вилька писал, что он благополучно добрался до дома. Это известие следовало понимать так, что Вильк благополучно выбрался из кольца. От себя Черный добавил, что он лично понимает это так, что трое немецких патриотов благополучно прибыли к Яну Вильку и отправились дальше. То, что на открытке стоит почтовый штемпель Бреслау, еще ничего не значит: Вильк мог попросить своего друга бросить открытку в Бреслау, чтобы не открывать своего местонахождения.
Андре обрадовался известию, а Макс почувствовал себя немного посрамленным, так как из-за своей привязанности к Хелене он почти совсем забыл о товарищах. Когда же они в назначенное время вышли в лес, чтобы связаться с Центром, радист сначала настроился на волну своего коллеги. Оказалось, что на ней работает какой-то неизвестный ему слабенький радиопередатчик. Макс сразу же выключил рацию.
«Фриц, почему ты молчишь? — с тревогой подумал он о друге. — Где ты сейчас находишься, дорогой мой товарищ?»
В ПАРТИЗАНСКОМ СЕЛЕ
Из окошка Фрицу была хорошо видна вся местность вокруг, и особенно плотина, по которой он однажды пробежал с рацией за плечами под огнем гитлеровцев. Тогда за ним следом несся Федя, бросив повозку, опрокинувшуюся со всем, что в ней было, после того, как он начал изо всех сил бить лошадь. Как давно все это было! Фрицу казалось, что с тех пор минули годы. Рана его, которую уже десять дней не перевязывали, загноилась. Рука страшно болела, и боль отдавалась даже в груди. Правда, жар скоро пропал, но зато появились вши, от которых Фриц сильно страдал.
Доктора Челябинска уже не было в живых. Он погиб во время нападения гитлеровцев на дом, в котором лежали раненые. Его прошили автоматной очередью. От группы Владека осталось всего-навсего несколько человек.
Патриоты тщетно прождали доктора трое суток. Ни он, ни Владек не появились. После этого им пришлось покинуть свое убежище, так как поблизости от них расположились польские националисты. Патриоты двинулись во Влыницу, в партизанскую местность.
Влыница умело приспосабливалась к обстановке. При приближении фашистов местные жители запирали все ворота и двери на запор, а крестьяне и батраки-поденщики превращались в равнодушных обывателей, которые, о чем бы их ни спросили, ничего не знали. Совсем иначе вели они себя, когда в селе оставались местные представители оккупационных властей. Тогда все в селе подчинялось командованию Армии Людовой, в которой служили люди почти из каждого двора или семьи. В селе могли спокойно появляться польские патриоты и советские партизаны, чтобы привести себя в порядок, вымыться в бане, выстирать белье. Хозяева начинали печь и жарить для них. Фашистские прихвостни, находившиеся в селе, делали вид, будто они ничего не замечают. Даже верный гитлеровский пес по фамилии Эрг, назначенный оккупантами управляющим, делал вид, что ничего не видит и не слышит, так как понимал, что рано или поздно гитлеровцы уйдут и тогда придется отвечать перед своими односельчанами за все содеянное им.
Жители гордились своим селом, так как не где-нибудь, а именно здесь 30 июля 1944 года состоялось заседание Национального совета Лодзинского воеводства, в работе которого приняли участие группа представителей Армии Людовой и группа советских партизан во главе с Яковом Сальниковым. На совещании говорилось о том, что оккупанты приближаются к лесничеству, как предполагается, в поисках продовольствия. Сальников, которого здесь все называли просто Яшей, чувствовал что-то недоброе, так как в то время дивизия СС «Герман Геринг» находилась на укомплектовании и отдыхе в том районе. Яша решил все как следует разведать со своими людьми и потому покинул совещание задолго до его окончания. Ему удалось выяснить, что со стороны Выгоды к ним движется сильный гитлеровский отряд, а это означало, что нужно немедленно заканчивать совещание и уходить из села. Позже Яков Сальников погиб в бою, а благодарные жители села решили поставить ему памятник после окончания войны.