У Эрнста, Вилли и их советских и польских друзей в те дни было много дел: они проводили разъяснительную работу среди местного населения, помогая людям вновь обрести веру в близкое будущее.
В ночь на 12 января на северо-востоке послышались залпы тяжелой артиллерии. Началось наступление войск 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова с магнушевского плацдарма. В состав этого фронта входила и 1-я Польская армия. Вслед за этим перешли в наступление и войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева с сандомирского плацдарма, а вместе с ними и части 2-й Польской армии. Причем наступление проводилось столь стремительно, что противник даже не успевал ввести в действие свои резервы. На 15 января единого фашистского фронта уже не существовало. А спустя два дня, на четверо суток ранее чем было запланировано, наступающие советские войска вышли на линию Петркув — Ченстохова — Мехув.
В начале боев вокруг имения пана Гаевского было тихо. Гитлеровцы покинули населенный пункт, и лишь возле мельницы еще стояла на огневых позициях их артиллерийская батарея. На рассвете 15 января она была разгромлена залпами советской артиллерии. Советские солдаты на танках и машинах ворвались в село. Все жители села вышли на улицу, чтобы приветствовать своих освободителей. Даже самые недоверчивые вышли на улицу. И лишь один пан Гаевский, сказавшись больным, лежал дома в постели.
Вместе с частями 1-го Белорусского фронта немецкие патриоты прошли до берегов Одера. Они видели, как в Лодзи гражданские лица с красными повязками на рукавах начали наводить порядок. Здесь уже функционировали первые органы народной власти. Познань советским войскам пришлось обойти, так как засевшие в городе гитлеровцы оказывали сильное сопротивление.
В середине марта Эрнста и Вилли вызвали в Москву, где готовили коммунистов и антифашистов для работы в освобожденных районах.
Фриц в это время лежал в госпитале. Польские врачи делали все возможное, чтобы поставить его на ноги. Временами он сам удивлялся, что еще до сих пор жив. В течение недели он прятался по ночам в лесу, а днем заходил то в одну, то в другую деревню, чтобы съесть тарелку супу и хоть немного погреться под крышей.
В небе все чаще и чаще появлялись советские самолеты: истребители, разведчики и бомбардировщики. А по земле в сторону фронта двигались гусеничные, колесные машины и конные повозки, на которых везли либо солдат, либо боеприпасы. С фронта в тыл тянулись машины с ранеными.
Видя все это, Фриц ничего не мог понять. С того момента как он передал письмо для Веры, он считал, что смертный приговор ему уже подписан им самим. Единственное, чего ему не хотелось, — это замерзнуть в лесу под елкой. Поэтому-то он и шел от села к селу.
А однажды в сумерках он увидел из окна одного дома гитлеровских солдат, которые без оружия бежали в сторону гор. Жена хозяина сказала ему, что уже освобожден Мнюв. Услышав это, Фриц лишь покачал головой, так как был не в состоянии поверить в такое.
Хозяин дома, где остался Фриц, договорился с ним, что своевременно даст ему знать об опасности. Вечером 15 января он сообщил Фрицу, что советские войска освободили ряд населенных пунктов и лишь в Нове еще сидят фашисты. А на следующий день с неба посыпались листовки. Фриц поднял одну из них. Это была листовка Национального комитета «Свободная Германия» с обращением к гитлеровским солдатам. А вскоре после этого он увидел колонну советских солдат, идущих в западном направлении. И тут Фрицу все стало ясно.
Станислав отдал Фрицу письмо, написанное им Вере, обратно. Он сбрил ему бороду, помог, насколько это было возможно, привести себя в порядок. Затем он проводил Фрица в санчасть, которая задержалась в селе в ожидании свежих лошадей. По дороге им встретилась процессия местных жителей. Из разговоров выяснилось, что все они хорошо знали, что он скрывался в лесу. Теперь же ребятишки бежали в голове колонны и громко кричали:
— Это наш партизан! Это наш партизан!
Никаких документов у Фрица не было, и советский майор, который принял Фрица, тут же потребовал от него доказательств, что он партизан. Стоило только Фрицу заговорить о Шарове, как настороженность майора сразу же исчезла. Он налил в стаканы водку и предложил выпить за счастливую встречу. Оказалось, что майор несколько дней назад встретил Шарова, 10 января перешедшего линию фронта, пил с ним чай и слушал его рассказ о немецких антифашистах.