— Нет у них рации, — ответил Невойт, прежде чем кто-нибудь успел открыть рот.
— Жаль, — Курц поворошил веткой в костре, красный отблеск упал на его задумчивое лицо, которое больше не казалось молодым. — Ну что же, спасибо, товарищи, за информацию. Мы используем ее не только у себя во взводе, но и в разговорах с населением. Жаль, что я еще плохо говорю по-польски и по-русски. Раньше я не придавал значения изучению иностранных языков, теперь буду основательно перестраиваться.
Было уже поздно. Курц попрощался и ушел вместе с молчаливым Рыбаком.
Остатки лагерного костра гасили сообща. Вилли, говоривший в этот раз против обыкновения мало, вдруг громко заявил:
— Не знаю почему, но этот Курц мне что-то не нравится. Вы думаете, ему в самом деле были нужны запалы? — На этот вопрос никто не ответил. Вилли продолжал: — Помните тот вечер, когда приехал Юлиан? Он тогда тоже откуда-то вынырнул и захотел поговорить с Эрнстом. Тот как раз был занят каким-то разговором, и с Курцем беседовал я. Мы поговорили о том о сем, и он тогда рассказал, что был в Испании. Но когда я спросил его, где именно и когда, выяснилось, что в том месте никогда не было республиканцев, а только фашисты. Я сразу же сообщил тогда об этом тебе, Анатолий, но ты не обратил на это внимания.
— Потому что я уже знал об этом. У Ганича это даже записано. — Невойт вытащил раскрытую пачку «Беломора» и пересчитал папиросы. — Выкурим еще по одной, осталось как раз на всех.
— И все-таки вы его взяли к себе? — спросил Фриц, когда все закурили.
— Именно поэтому и взяли. Когда Курц пришел в АЛ, Павел потребовал, чтобы он написал автобиографию коротко, но точно по всем пунктам. Бывший жандармский фельдфебель в отряде — это не шутка, и польские товарищи, конечно, предприняли все меры предосторожности. Но он вовсе не скрывал своего прошлого и откровенно признался, что до этого был убежденным сторонником фашизма. Измениться его заставила не сама война, а тот факт, что он считал ее проигранной и не мог сражаться против женщин и детей. Сам он никогда ни в каких зверствах не участвовал, товарищи это могут проверить. Ну а поскольку он был честен, ему решили не отказывать. И я бы на их месте поступил точно так же.
— Все это понятно. — Вилли прихлопнул комара у себя на руке и потер это место. Комары донимали его сильнее всех: лицо и шея у Вилли были расчесаны чуть ли не до крови. — Но зачем он теперь выдвинул эту идею взвода НКСГ? Уж не хочет ли он уйти из-под командования АЛ?
— Не думаю, — сказал Андре. — Я тоже внимательно наблюдал за ним, и мне кажется, что он относится к той категории людей, которые всегда стараются заглянуть вперед и поддержать ту сторону, у которой больше преимущества в будущем. Он учитывает, откуда ветер дует, потому и старается добиться максимальной ясности в знании обстановки. Послушайте, он в самом деле сбил немецкий самолет?
— Как это? — Макс недоверчиво рассмеялся. — Здесь, у партизан? Чем? Сказки какие-то, да и только!
— Нет, это не сказки. — Невойт бросил окурок в тлеющие угли. — С первого дня своего пребывания в АЛ Курц все время что-нибудь мастерил. Из подбитого немецкого танка он уволок пулемет и, когда однажды над лесом пролетал фашистский разведчик, а он летел медленно, сбил его. Во всяком случае, наши ребята собственными глазами видели, как самолет загорелся и упал на землю. Солдаты из батальона были очень довольны. Странно, но такие люди всегда находят себе сторонников. Только Ганич был обеспокоен, потому что теперь противник мог обнаружить расположение лагеря АЛ. Это была, что называется, палка о двух концах. Однако, несмотря на это, мы стараемся не посвящать Курца во все наши дела. А о вас и так уж всем известно больше чем достаточно.
Невойт поднялся и затоптал остатки костра.
— Пойдемте спать, товарищи. — Некоторое время было слышно потрескивание углей под его сапогами, потом он добавил: — С тех пор, как он у нас, я не знаю ни минуты покоя.
НАПАДЕНИЕ
Фриц поднялся вместе с восходом солнца. Утро стояло чудесное. Над деревьями, словно вытканное из нежно-голубого шелка, высилось небо, серебром блестела на траве и листьях роса. Радиопередача у Фрица начиналась в 6 часов 7 минут, и он поднялся тихонько, чтобы не разбудить раньше времени Макса. Лейтенант Федя тоже уже проснулся, помог ему перенести рацию поближе к просеке, а потом оставил его одного. Фриц настроил приемник на условную волну. Он был в хорошем настроении и делал все с радостным сознанием, что сегодня ему обязательно удастся установить связь с Центром.