— Вас могут схватить и повесить, — сухо заметил крестьянин. По его тону чувствовалось, что он нисколько не удивлен и в то же время ни в коей мере не сомневается в сказанном Андре. Вся его фигура выражала полное безразличие.
— Всюду есть хорошие, добрые люди, — вмешался в разговор Макс. — До сих пор мы везде их встречали и думаем, что и здесь, у вас, такие найдутся. Помогите нам, пожалуйста. Нам нужно скорее добраться до Верхней Силезии, а уж там-то мы не пропадем. По крайней мере покажите нам дорогу, по которой мы сможем добраться до ближайшего города.
Хозяин дома долго ничего не отвечал, попыхивая своей трубочкой, распространяя довольно резкий табачный запах.
Вскоре, стуча ведрами, в кухню вошла крестьянка, по-видимому жена хозяина, и зажгла свет. Незнакомцев она не поприветствовала, а лишь бросила на них беглый взгляд, продолжая, ни к кому не обращаясь, ругаться, сетуя на то, что на ней одной лежит вся нелегкая работа в хлеву.
— Принеси-ка молока! — ворчливо приказал ей крестьянин. — Этим двоим предстоит еще немало побродить по свету. И закрой-ка ставни!
Женщина подошла к окошку и, распахнув обе его створки, высунулась наружу, чтобы закрыть деревянные ставни.
«Надеюсь, она не заметит никого из наших, — подумал в этот момент Андре. — Это могло бы все испортить».
Хозяйка так торопилась, что ей некогда было разглядывать, что делается вокруг дома. Закрыв ставни, она достала бидон из кухонного шкафа и побежала в сенцы, откуда вскоре вернулась с парным молоком. Пробормотав себе под нос что-то непонятное, она поставила на стол бидон и два стакана и снова исчезла.
— Я надеюсь, что война эта скоро кончится, — первым заговорил после паузы крестьянин, наполнив стаканы молоком. — Правда, никто не знает, как будет лучше, может, пусть бы она и не прекращалась, а так придут сюда русские, и уж тогда нам пощады можно ждать только от самого господа бога.
Все это он проговорил с фатальным безразличием, с каким до этого утверждал, что из Сталинграда еще никто не вернулся живым.
— Почему вы верите геббельсовской пропаганде?! — не выдержал Макс. — Ведь это сплошная ложь! Или вы сделали что-то такое, чего теперь должны опасаться?
— Я?! — Крестьянин какое-то мгновение смотрел на Макса ничего не понимающим взглядом, затем лицо его покраснело, и он с силой стукнул кулаком по столу. — Здесь таких людей вообще нет и в помине! Во всем селе! У нас живут люди, которые не имеют ничего общего с гитлеровцами!.. — Тут он выругался, а затем тихо продолжал: — Уж кто-кто, а вы-то должны знать, как наши хозяйничали в России. А как они ведут себя здесь, у нас, мне лучше вас известно. Но за все это рано или поздно придется расплачиваться. Кровь придется смывать только кровью.
Он быстро выдохся, так как, наверное, не привык к подобному. Девочка, которая начала было убирать со стола грязную посуду, вытаращив глаза, смотрела на отца, которого она, видимо, еще ни разу не видела в таком состоянии. Макс тоже был настолько удивлен, что даже забыл выпить свое молоко. Ему давно хотелось знать, что творится в душах немцев, которые молча подчиняются фашистам. То, что он только что услышал, никак не укладывалось в его голове. Он понимал, что так думают далеко не все, однако был уверен, что многие.
— Вы заблуждаетесь и должны как можно скорее освободиться от подобных представлений, — сказал Андре. — Советские люди не отождествляют весь немецкий народ с фашистами. Макс прав: если вашего сына не убили под Сталинградом, он обязательно вернется домой. — На какое-то мгновение Андре задумался, словно решая, продолжать ему или нет, а затем добавил: — Советская Армия придет в Германию не как мстительница, а как освободительница, само собой разумеется, для людей, которые не совершили никаких преступлений.
— Вы можете верить во что хотите, но я лично не хочу иметь с русскими никаких дел.
Андре тяжело вздохнул. Ему очень хотелось закурить, но от табака хозяина так пахло, что и без курения становилось не по себе. Собственные же сигареты — а это был «Оверштольц» — он не рискнул достать, так как их, по словам разведчиков, курили только высокопоставленные офицеры вермахта и фашистские главари. При одном виде красной пачки, в которую были упакованы эти сигареты, крестьянин мог заподозрить его в том, что он не кто иной, как шпик и доносчик.