— И все-таки мы должны были обсудить этот случай, — проговорил Вилли, явно недовольный тем, что Андре встал на защиту своего радиста. — Я, например, лично хочу услышать, что мы можем положиться на Макса, как он на нас. В данный момент подобная небрежность сошла нам с рук. Но что будет, когда мы окажемся в городе, так сказать на глазах у противника, где каждая, даже самая мельчайшая, неосторожность может повлечь за собой крупную неприятность?
Невойт перевел разговор на то, как важны в условиях партизанской борьбы даже самые незначительные детали. Об инциденте, по его мнению, говорилось уже много, а Макс достаточно умен для того, чтобы сделать для себя необходимые выводы.
Потом капитан говорил антифашистам о том, как они должны входить в любой незнакомый им дом, как по внешнему виду людей разбираться в них, каким образом избавляться от преследователей, и о многом другом. Кое-что из этого антифашисты уже знали, частично по собственному опыту, частично теоретически. Однако капитан Невойт подчеркнул, что все его предостережения и советы являются отнюдь не догмой, а лишь советом, пользоваться которым надлежит с учетом конкретной обстановки.
Сначала Макс, казалось, не принимал участия в разговоре. Молча разглядывал он мох под ногами, но постепенно разговор заинтересовал его и он начал задавать вполне логичные вопросы, на которые Невойт ответил.
Когда занятие кончилось, Вилли сказал, что поляна по ту сторону от канавы, в которой они лежали, густо заросла брусникой и утром он набрал полный котелок ягод. Если бы он, был командиром, то всю группу заставил бы собирать бруснику.
Невойт нашел этот совет великолепным, сказав, что ни он сам, ни его помощник по снабжению как-то не додумались до этого.
— Вот ты и организуешь такую вылазку, — предложил Вилли капитан. Тут же нашлись и добровольцы, которые охотно согласились пойти вместе с Вилли. — Только ты, Андре, останься здесь, не уходи! — Невойт, видимо, хотел что-то сказать ему, когда все уйдут. Нужные слова капитан подыскивал довольно долго.
— Говори прямо, по-русски: чего я не так сделал? — попросил его Андре.
— Как руководитель группы и командир ты слишком мягок, — сказал Андре капитан. — Если кто-нибудь из твоих людей потеряет самообладание, как это вчера произошло с Фрицем, ты обязан немедленно поставить его на место. Обязан в интересах всей группы, независимо от того, были у человека на это основания или нет.
— Я был прямо-таки ошеломлен, ведь Фрица я таким никогда не видел.
— Нервы могут сдать даже у самого рассудительного человека, и с этим всегда нужно считаться, хотя такие срывы и являются исключением. Хочу посоветовать тебе быть с Максом более требовательным и строгим.
Андре скрестил руки на груди и ничего не ответил капитану, хотя по глазам его было заметно, что он придерживается другого мнения.
— Я напомню тебе о событиях прошлой ночи, — живо начал Невойт, видимо почувствовав, что Андре внутренне сопротивляется ему. — Случилось то, чего я, собственно, давно уже ожидал. Все вы как бы щадите парня и переоцениваете своих коллег. Ты, как командир, несешь полную ответственность за каждого члена группы. Зачем тебе понадобилось пускать в ход динамо-машину? Грохот от нее был слышен на целый километр. К счастью, все обошлось, и нам не пришлось мастерить носилки для тебя. Неужели ты не понимаешь, в какое положение ты ставишь нас всех?
И хотя капитан все время старался сдерживать себя, поведение Андре все же вывело его из равновесия. Почему он так легко разделался с Максом? Больного человека вряд ли стоило посылать на такое задание.
Андре не проронил ни слова, лицо его оставалось непроницаемым, разве что побледнел он больше обычного, видимо сказалось нервное напряжение последних дней. Невойт теперь досадовал сам на себя, но ничего изменить уже не мог.
— Неужели ты меня плохо понял? — спросил он. — Может, я слишком быстро говорил?
— Макс годится мне в сыновья, — неожиданно сказал Андре. — Ему из всех нас тяжелее всего, ведь он не привык к трудностям.
— Именно поэтому он и должен привыкать к ним… — И тут вдруг Невойт подумал, что Андре никогда в жизни не командовал никаким воинским подразделением и потому, естественно, не знает того, что известно ему, Невойту, как кадровому офицеру и партизанскому командиру. — Ну а чтобы ты не заблуждался далее, скажу, что Макс по состоянию здоровья крепче каждого из вас. Вот ты уже, наверное, чувствуешь каждую свою косточку, а у него пока ничего не болит. Он может устать, но, однако, не свалится от усталости на землю, за это ты можешь быть спокоен. А высказывать ему сочувствие вовсе не обязательно и даже вредно, потому что тогда он может утратить веру в самого себя и свои силы или, чего доброго, начнет мнить себя большим человеком, это уж зависит от его характера. В любом случае ему от этого станет не легче, а только тяжелее.