Целью той революции, которую проповедывал Радищев, была ликвидация феодализма и утверждение буржуазно-капиталистического общества. Рабочего класса в то время, как организованного целого, не было, он только формировался из среды крепостного крестьянства. Переворот могла осуществить только революционная буржуазия в союзе с угнетенным крестьянством и городской беднотой. Сила буржуазии заключается в этом случае в том, что она несет новый капиталистический способ производства и распределения. Крестьянство же не несло такого нового способа производства. Но как мы уже не раз отмечали выше, в России того времени буржуазии, как революционной силы, крепкой экономически и организованной политически, не было. В отсутствии этой силы и включается социальная трагедия буржуазного революционера Радищева.
«Глубоко и сознательно Радищев ненавидит чиновничество, духовенство и дворянство, из среды которого он вышел. Он хочет окончательно порвать всякую связь с этими мытарями, лихоимцами, гвардейскими полканами, баранами дурындинами; он бежит душной обстановки пошлости и ограниченности рабовладельцев к угнетенному страждущему человечеству; вырабатывает в себе новое рационалистическое мировоззрение, очищает свою психологию от сословно кастовых привычек, представлений и предрассудков. На протяжении всей книги мы старались показать, благодаря каким личным и общественным обстоятельствам Радищев стал на сторону угнетенного крестьянства. Но дворянин по происхождению и царский чиновник по положению, он остро и болезненно чувствует «вековую вину» перед земледельцем. Его мучает внутренняя совесть и сознание того, что сам он, вольно или невольно, принимал участие в грабеже и казни крестьянства. Ясное сознание того, что «иногда бывал помещиком и я» заставляет его искрение каяться перед народом. «Углубленный в размышлениях о зверствах помещиков над крестьянами, я нечаянно, — говорит он, — обратил взор мой на моего слугу, который сидя на кибитке передо мной, качался из стороны в сторону. Вдруг почувствовал я быстрый мраз, протекающий кровь мою, и прогоняя жар к вершинам, нудил его распространиться по лицу. Мне так стало во внутренности моей стыдно, что я едва не заплакал. (Разрядка наша).
Ты, говорил я сам себе, во гневе своем устремляешься на господина, изнуряющего крестьянина своего на ниве своей, а сам не то же, или хуже того делаешь. Какое преступление сделал бедный твой Петрушка, что ты ему воспрещаешь пользоваться усладителем наших бедствий, величайшим даром природы — сном. Он получает плату, сыт, одет, никогда я его не секу ни плетьми, ни батожьем (О! умеренный человек!) и ты думаешь, что кусок хлеба и лоскут сукна дают тебе право поступать с подобным тебе существом, как с чубарем… Вспомни тот день, как Петрушка пьян был и не поспел тебя одеть. Вспомни о его пощечине. О, если бы он тогда хотя пьяный опомнился и тебе отвечал бы соразмерно твоему вопросу. — А кто тебе дал власть над ним? — Закон. — Закон? И ты смеешь поносить сие священное имя? Несщастный… Слезы потекли из глаз моих, и в таком положении почтовые клячи дотащили меня до следующего стана».
Крепостной слуга Петрушка является живой укоризной на совести Радищева, он мучается внутренне и проливает искренние слезы кающегося дворянина. — (впрочем, он не только проливает слезы.)
В главе «Едрово» Радищев встречается с крестьянскими девками. Он восхищается цветущим здоровьем и бесхитростным характером «сельских красавиц». Идеализируя быт и нравы деревни, он высмеивает городских боярынек, развратных, пошлых и пустых, у которых «на щеках румяна, на сердце румяна, на совести румяна, на искренности сажа», мужья которых «таскаются по всем скверным девкам», а сами они «изволят иметь годовых, месячных, недельных или, чего, боже спаси, ежедневных любовников». Он приглашает городских боярынек учиться у деревенских девок тому, как надо содержать «в естественности зубы и тело» и хочет бежать от них. «Я побегу от вас во всю конскую рысь к моим деревенским красавицам, но я еще — говорит Радищев — с городскими боярыньками. — Вот что привычка делает»…
Во второй половине XVIII века Радищев первый испытал трагическую судьбу человека, убежавшего из стана господствующего класса и посвятившего свои силы делу освобождения народа, от которого, в силу целого ряда обстоятельств:, не получил и не мог получить поддержки своим идеям.
ТРАГЕДИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРА-ОДИНОЧКИ
«Мне умирать? Когда тысячи побуждений существуют, чтобы желать жизни.
«Один дурак со страхом не знаком».
Вся комедия суда над русским писателем-публицистом была разыграна под руководством и при живейшем участии главного дирижера — Екатерины II. Она была истинным руководителем и вдохновителем всего дела. Энергия, настойчивость, которую она проявила при этом, достойна агента тайной канцелярии или третьего отделения. Лесть и угрозы, провокация и подкупы — все было пущено в ход для того, чтобы найти сообщников и выведать всю подноготную дела. На примерах следствия Николая I над декабристами можно оказать, что внук в этом отношении оказался достойным преемником бабушки.
А. В. Рубановская Жена Радищева
Петропавловская крепость
Все двадцать девять вопросных пунктов, предъявленных «коллежскому советнику» Шешковюким слово в слово были составлены по заметкам Екатерины на книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».
Прочитав книгу Радищева от «доски до доски», Екатерина не оставила без пометок, замечаний и оценок ни одной страницы. В них она дает общую политическую оценку книги и ее автора, указывает на возможные последствия и выводы, которые следуют из теоретических предпосылок Радищева; перечисляет те источники, откуда автор черпал свои идеи. «Екатерина не даром читала философов в молодости, переписывалась с Вольтером и Даламбером и беседовала с Дидро. Если при составлении наказа, («оградив для пользы человечества президента Монтескье»), Екатерина не могла провести в жизнь ни одной идеи французской материалистической философии, то для борьбы с этими идеям и, последствия и конечные выводы из которых для России Екатерина внимала великолепно, философские познания императрицы пригодились.
Из этих пометок видно, как широко и насколько политически остро Радищев захватил своей критикой все стороны общественной жизни того времени. Вместе с тем они являются ценным материалом для политической оценки «Путешествия».
Прочитав 30 страниц, Екатерина пишет: «Намерение сей книги на каждом листе видно: сочинитель оной наполнен и заражен французским заблуждением, ищет всячески и выищивает все возможное к умалению почтения к власти и властям, к приведению народа в негодования противу начальников и начальства… знания имеет довольно, и многих книг читал сложения унылого и все видит в темна черном виде. Воображения имеет довольно, и на письме довольно дерзок». «Стр. 143, 144, 145, и 146 выводят снаружи предложения, уничтожающие законы и совершенно то, от которой Франция вверх дном поставлена».