Так дело, начатое Ломоносовым, было продолжено и углублено Новиковым. Русский народ, творец всемирно-исторических побед в петровскую эпоху, поставил в порядок дня русской жизни вопрос о своей свободе, о ликвидации крепостничества, о русской революции. Отражением этого, отражением еще слабым, непоследовательным, была литературно-общественная деятельность Новикова, его философия активного человека-гражда-нина, его эстетика, породившая произведения, отвечавшие потребностям русского общественного движения, и вслед за ломоносовским «Разговором с Анакреоном» полемизировавшие с догмами англо-французского сентиментализма.
«Трутень» вышел в 1769 году двумя изданиями, «Живописец» в 1772 году также дважды переиздавался. В 1775 году появилось так называемое третье издание «Живописца», по сути новый журнал, состоящий из лучших, радикальнейших новиковских произведений, взятых из «Трутня» и «Живописца», соединенных в одной книге. Это издание пользовалось особым успехом и в 1781 году вышло в четвертый раз. Это была самая популярная книга и самая радикальная, затрагивавшая наиважнейшие вопросы социального бытия России. Это была книга русская из русских, всеми своими корнями уходящая в национальную почву, в национальную традицию. Она служила для Радищева хорошим плацдармом для дальнейшего движения. Не случайно поэтому сразу по приезде в Петербург молодой Радищев устанавливает личную связь с Новиковым и с его помощью начинает свою литературную деятельность. В овладении уже достигнутых русской литературой успехов и эстетики Новикова прежде всего отлично помог Радищеву его первый общественный опыт, и с особой силой—события крестьянской войны, завершившие воспитание и формирование его революционных убеждений.
Вернувшись в Россию, Радищев приступает к изучению всей предшествовавшей литературы. В центре его внимания оказывается Ломоносов. Не ограничиваясь книгой, он знакомится с народным творчеством—сказками, сатирическими стихами, былинами и прежде всего песней. Уже по дороге в Петербург, когда он возвращался из Лейпцига, как только миновали «межу, Россию от Курляндии отделяющую», русская песня обступила Радищева. Пели ямщики, пели женщины у детских колыбелей, пели девушки, водя хороводы, пели бродившие по селениям нищие, слепцы, бобыли. Много и после этого приходилось ездить Радищеву по России, и это живое общение с народом помогло понять неведомое ему дотоле духовное богатство. Так, в песнях открыл он «скорбь душевную», «образование души нашего народа».
Отлично знавший западноевропейскую литературу, читая ее в подлинниках, Радищев имел возможность в сравнении уяснить себе все своеобразие плодотворной работы русских писателей, всю неповторимую самобытность создаваемых ими произведений. «Разговор с Анакреоном» Ломоносова, представляющий собою первый развернутый манифест русской литературы, формулировавшей основы национальной эстетики в открытой борьбе с враждебными ей нормами европейского искусства, «Телемахида» Тредьяковского, «Сатиры» Кантемира, «Трутень» Новикова убедительно свидетельствовали об этой самобытности. Судить творчество русских писателей по канонам искусства, господствовавшего во Франции, Англии и Германии, было невозможно. Лишь творчество Сумарокова и его школы отчетливо соотносилось с образцами общеевропейского классицизма. Но то была открыто дворянская, классовая литература, и она была чужда Радищеву и своими «монаршистскими» идеями, и проповедью «доблести дворян», и своей рационалистической, нормативной поэтикой.
Деятельность Кантемира открывала плодотворную эпоху в развитии русской литературы. По словам Белинского, «сатирическое направление со времени Кантемира сделалось живою струею всей русской литературы»10. Оно было «благодетельно» и «важно». На этой-то почве и могла появиться и пышно расцвести сатирическая журналистика 1769 года и писательская деятельность Новикова в журналах «Трутень» и «Живописец». Руководствуясь живой потребностью русской жизни, Новиков смело отрешается от канонов классицизма и нового, идущего с Запада искусства—сентиментализма, и создает свою эстетику «действительной живописи».
Новиков-писатель требовал, чтоб объектом искусства был действительный, исполненный мучительных контрастов и противоречий мир. В этом мире, обусловленный данным социальным бытием, живет человек. Изображение должно объяснить его характер, порожденный данными социальными условиями. Требуя от литературы активного вмешательства в жизнь, Новиков именно поэтому оружию сатиры верил больше всего.
В дальнейшем «действительная живопись» получает новый расцвет в творчестве Фонвизина, и особенно в его комедии «Недоросль». В этом произведении, написанном как бы в нормах классицизма, главным оказывается то, что разрушает классицизм,—реальная, конкретная, точно изображенная помещичья Россия, люди, поведение которых обусловлено их социальным бытием, в самодержавном государстве Екатерины И. Так перед Радищевым отчетливо предстала самобытная линия развития русской литературы—сатирическое направление, определяемое
Циально-политическими условиями жизни писателей крепостнического государства. Именно критика рабства и деспотизма рождала принципы реального, конкретного, достоверного изображения действительности.
Но критическое начало счастливо дополнялось утверждением. Русской литературе не был свойственен скептицизм и пессимизм. Рядом с отрицателем Кантемиром стоит Ломоносов с его утверждением великого будущего России, с его верой в творческие силы народа. На первом этапе развития эти два начала еще разъединены. У Новикова они сливаются.
Закладывая основы для будущего расцвета критического реализма, Новиков своей художественной практикой показал, что обличение должно неизменно сопровождаться утверждением. Вскрывать язвы социального бытия России, описывать «рабство и бедность», мучительство и тиранство всевозможных Трифон Панкратьевичей и Григорий Сидоровичей, рисовать правдивые картины «разоренных деревень», страдающих в них Филаток с «малыми ребятами» писателя обязывал долг гражданина. Но чувство, заставляющее «снимать личину», есть чувство патриотическое, оно продиктовано любовью к своему угнетенному отечеству, к своим порабощенным «еди-ноземцам». Вынуждаемый «бедоносными» устоями жизни на сатиру, на критику, на обличение, художник «с великим содроганием чувствительного сердца начинает описывать некоторые села, деревни и помещиков их». Это чувство боли за Россию и ее народ, этот патриотизм и определил положительное, утверждающее начало в художественном творчестве Новикова.
Лучшим образчиком органического единства начал сатирического и утверждающего являются «Отписки крестьянские», напечатанные в 1769 году в «Трутне». Одна из важнейших задач этих «Отписок»—противопоставить два мира: мир Филаток и мир помещиков Григориев Сидоровичей. Противопоставление это реализовано на конкретном примере—на решении судьбы Филатки. Впавший в отчаяние, начисто разоренный, больной сам, отягощенный «малыми ребятами» и большой семьей, он обращается за помощью, «бьет'челом и плачется» Григорию Сидоровичу, прося его помочь в этом крайнем случае. Григорий Сидорович, как истый помещик, не только не внял этому слезному плачу, но и повелел обездоленного
Филатку и старосту Андрюшку публично на сходе перепороть за то, что осмелились писать ему челобитную, за то, что обременили его своим «плачем».
Но строго и осудительно проведя читателя через все картины крепостнического ада, Новиков выводит его вдруг на чистый воздух, дает ему возможность припасть к чистой и живительной струе неувядаемой и торжествующей в любых условиях человечности—читатель попадает в неведомый ему крестьянский мир. Только у них, тружени-ков-хлебопашцев, можно найти утешение. Читатель узнает: крестьянский мир, мир бедных и разоренных
Филаток, есть великая сила и аккумулятор нравственной энергии—именно потому, что они—труженики, потому, что заняты трудом, нужным всему отечеству, потому, что они «питатели» и производят «самонужнейшую вещь»— хлеб. В ответ на бессердечное решение Григория Сидо-ровича «мир» помогает Филатке—он платит за него подати, он оставляет Филатке корову, потому что хочет поднять его на ноги, потому что в нем есть уважение и любовь к человеку, потому что ему свойственна жалость. Читатель «Трутня» и «Живописца» получал произведение, полное антикрепостнического пафоса, гневного обличения и глубокой патриотической любви к своему «бедствующему» отечеству, к народу, сохранившему, несмотря на рабство, подлинно человеческую нравственность. Русская критическая литература начинала свое развитие с органического сочетания тех двух начал, которые, по мнению Белинского, и составили в будущем существо русского реализма: «патриотическое, беспощадное одергивание покрова с действительности» и «кровная любовь к плодовитому зерну русской жизни»11.