Начиная с «Трутня», Новиков на протяжении двадцати лет неустанно проповедовал идею воспитания как единственного надежного средства обновления отечества. В 80-е годы в «Прибавлениях» к своей газете «Московские ведомости» он печатает цикл педагогических статей «О воспитании и наставлении детей». Идея воспитания общественно активных патриотов и граждан, наделенных «российскими добродетелями», развертывается в его философских статьях, в журналах «Утренний свет» и особенно «Московском издании». Полнее всего просветительские убеждения Новикова о нравственном воспитании изложены во второй части «Живописца»—журнала, многократно переиздававшегося в 70-е и 80-е годы и имевшего редкую в России популярность. Именно с новиковскими воззрениями и соотнесена у Радищева система нравственного воспитания, развиваемая крестецким дворянином.
Творчество Фонвизина было дорого и близко Радищеву. Он отлично знал не только его печатные произведения, но также и ходившие в рукописях. Фонвизинские политические убеждения были крайне противоречивы, отличались редкой непоследовательностью. Писатель блестящего сатирического дарования, он в своих произведениях смело обнажал язвы крепостнического правопорядка, гневно и бесстрашно требуя немедленного изменения существующего положения. И в то же время резкая критика екатерининского режима и действий самой Екатерины сочетается у него с самыми наивными просветительскими иллюзиями, с уверенностью, что только в единении с монархом возможна борьба с поборниками рабства,—скоти-ниными и про становыми.
Фонвизин выступал в роли советчика Екатерины и мужественно брал на себя миссию спасителя отечества. В «Недоросле» он советовал Екатерине вмешаться в отношения помещиков и крепостных, вступить в борьбу с «поборниками рабства». Когда его не послушались, он не отказался от своих намерений. Так появился проект манифеста о крупнейших преобразованиях России, написанный Фонвизиным вместе с Никитой Паниным; этот манифест хотели вручить Павлу, когда он займет престол. Самое большее, в чем мог отступить Фонвизин от своих воззрений, это отказаться от мысли, что его проект исполнит Екатерина,—вот почему это был «проект в будущем», адресованный будущему императору. Этот проект после смерти Никиты Панина Фонвизин передал в руки его брата Петра Панина, а тот, не дождавшись смерти Екатерины, отправил его «просвещенной монархине». Результат—опала Панина и Фонвизина.
История с проектом манифеста, написанным Фонвизиным и Паниным, несомненно была известна Радищеву. И именно этот факт русской общественной мысли, факт, свидетельствовавший о банкротстве дворянского радикализма, и использует Радищев в своей книге. Он заставляет своего героя пройти не через вымышленные испытания, а через испытания реальные, конкретно исторические, заставив его прочесть «проект в будущем», написанный дворянином «великим отчинником», его современником и духовным вождем общества.
Радищев, решая в своей книге кардинальные вопросы русской жизни и прежде всего вопросы русской революции, не мог пройти мимо деятельности духовных руководителей общества. Он весь связан с русской традицией. Начиная свой путь, Радищев ясно и открыто высказал отношение к своим предшественникам. Он изучает творчество Ломоносова и дает объективную оценку великих заслуг и великих заблуждений этого деятеля. Он называет своего учителя—русского философа Ушакова. Оба этих деятеля к этому времени уже умерли. О них можно было говорить открыто. Теперь же, выступая в «Путешествии» с теорией крестьянской революции, как единственного пути к свободе и спасению отечества, он не мог пройти мимо тех, кто до него вот уже два десятилетия мужественно служил делу просвещения, делу свободы. И Фонвизин, и Новиков, выступая с страстной критикой крепостнической России, в то же время несли в общество заблуждения, разоружали русское освободительное движение, проповедуя веру в монарха. История выдвинула новый путь, пугачевское движение ясно его определило—восстание, народная революция. Заблуждения Новикова и Фонвизина подлежали разоблачению. Русское общество должно было освободиться от этих выгодных русскому самодержавию иллюзий. «Путешествие из Петербурга в Москву» поднимало русское просвещение, русскую общественную мысль, освободительное движение на новую, высшую ступень. Поэтому Радищеву нужно было рассчитаться и с тем, что господствовало до него и в русской литературе, и прежде всего с теориями Новикова и Фонвизина. Но оба эти писателя были живы, оба были под опалой за свою мужественную деятельность,— называть их в своей книге было бы предательством. Вот почему не их изобразил Радищев, а людей, равного им типа сознания и убеждений. Вот почему, характеризуя политические воззрения этих людей, ему чуждые, Радищев изображает их носителей как людей мужественных, честных, благородных, отважных.
Радищеву была враждебна всякая надежда на монарха. Об этом свидетельствовало не только все содержание «Путешествия», не только ода «Вольность», где впервые было сказано, что революция—это закон, подкрепляемый опытом истории, но и «Письмо другу», где была высказана прямо противоположная «проекту в будущем» идея: не может царь, восседая на престоле, сделать что-либо для народной вольности.
Как же оценил путешественник советы, преподанные в Крестцах и Хотилове? Он подошел к ним, уже вооруженный опытом своего путешествия. Вот почему с легкостью он поверил их критике, подкрепляющейся его собственными наблюдениями, и недоверчиво отнесся к их итоговым выводам; здесь опять помог опыт путешествия, которого лишены были великие отченники.
Как уже говорилось, в «Житии Ушакова» была сформулирована философская сторона путешествия,—она освобождала человека от метафизических представлений и воззрений, она помогала познать естественные законы жизни, искаженные тираническим законодательством, познать «правила народным правлениям приличные». В самодержавном государстве большая часть людей «уподоблена тяглому скоту», превращена «в движимые мучителем машины», у них отнята свобода. Русский земледелец лишен права именоваться человеком, «истинным сыном отечества» (патриотом), опираясь на силу, помещик беспощадно «оскорбляет» его. Радищев утверждает: если человека «оскорбили», то он, «влекомый чувствованием сохранности своей, принуждается на отражение оскорбления». Отсюда общий вывод: «утесненный народ», «обиженный» русский крепостной должен защищать свою свободу и независимость, сам не ожидая, что кто-нибудь другой вступит за него в борьбу с обидчиком и угнетателем. В этой связи Радищев вновь говорит о мщении. Восставший крепостной, справедливо ненавидя «обидчиков», безжалостно уничтожает их. Если будет действовать этот закон, не будет угнетения. Вот почему так боятся народа и этого закона захватившие власть в свои руки дворяне, вот почему в своей боязни и собственной защиты ради заградились от него своим, так называемым гражданским законом. Понятно, что в этом защищающем интересы дворян гражданском законе, крестьянин «мертв». Таковы убеждения Радищева, их-то он и хочет передать своему герою. Путешествие создает самые подходящие условия для их самостоятельного усвоения героем.
Первый раз с новой для себя проблемой путешественник сталкивается на станции Чудово. Его приятель Ч., рассказав о том, как он чуть не потонул из-за равнодушия к своим обязанностям, проявленного царским начальником Систербека, сообщает о своем намерении сделать этот поступок известным петербургским властям. Побуждение это было так естественно, так справедливо, что путешественник не мог с ним не согласиться. Но приятель неожиданно заявил, что «опомнился», и решил «смириться», и как причину своего смирения он впервые для путешественника называет это слово—месть. «Я убедился вос-поминовением многих примеров, что мое мщение будет бесплодно, что я могу прослыть или бешеным, или злым человеком». Оказывается, добиться наказания виновного, не спустить ему вины его, есть месть. Так, впервые путешественник воспринимает это слово с одобрением, ибо всем своим существом он был согласен с намерением своего приятеля наказать равнодушного и преступного начальника. Странно было иное—отказ приятеля Ч. следовать такому справедливому побуждению.