Радищев своим сочинением, подводя итог философской полемике, со всей убедительностью показал, что общественно оправданная позиция Новикова в этом споре базируется на шаткой идеалистической основе, и в этом ее слабость, ограниченность и опасность. Это было второй общественно-политической заслугой Радищева. Своим сочинением из далекого Илимска, через все преграды, установленные деспотизмом, он приходил на помощь русскому просвещению, вооружая его политически, укрепляя его философские позиции.
6 ноября 1796 года в Петербурге скончалась Екатерина II. Вступивший на престол новый император Павел I, люто ненавидевший свою мать, после ее смерти позволял себе отменять ее решения, поступать по-своему—наказывать ее любимцев, миловать тех, кого она преследовала. В этих условиях оказалось возможным ходатайствовать о смягчении судьбы двух русских просветителей. Так был выпущен из Шлиссельбургской крепости Новиков, так 23 ноября был подписан указ о возвращении Радищева из Илимска.
Вновь изменилась судьба Радищева, с самого детства его находившаяся в зависимости от политических событий в России. Только 16 января 1797 года дошла до Илимска весть об освобождении. Радищев немедленно двинулся в путь. Выезжал он не один—с ним ехала его вторая жена, Елизавета Васильевна Рубановская, мужественно последовавшая к нему в Илимск, ехали дети. «Мы выезжали,— сообщает Радищев,—при стечении всех почти илимских жителей в три часа пополудни». Морозы стояли тогда отчаянные. В дороге занемогла Елизавета Васильевна и в Тобольске, после тяжелой болезни, 7 апреля скончалась. Возвращение из Сибири было скорбным.
Радищев едет через Сибирь и Урал, спускается по Волге и всюду внимательно и зорко всматривается в кипящую вокруг него жизнь, делая многочисленные заметки в своем дневнике. В июле 1797 года прибыл, наконец, в Немцово, в отцовское имение под Москвой, где ему было приказано поселиться. Здесь Радищев проводит четыре года. Фактически это было продолжением ссылки. Он находился под наблюдением полиции, ему был запрещен выезд из деревни, за его поведением зорко наблюдали десятки чиновников, донося обо всем императору Павлу. И опять Радищев с головой уходит в работу. Продолжая занятия экономиста, он пишет сочинение «Описание моего владения». Оставаясь всегда самим собой, ощущая «величество свое», величество свободного человека, Радищев и здесь, в этой второй ссылке, все тот же, каким был, когда писал «Путешествие», когда писал сочинение «О человеке». Естественно поэтому, что в своем научном трактате он доказывает экономическую невыгодность крепостного права и тем самым с новых позиций выступает против ненавистного рабства.
В Немцове же Радищев возвращается к поэзии. Пишет богатырскую повесть в стихах «Бова»; вдохновленный только что найденным «Словом о полку Игореве», сочиняет «Песнь историческую» и «Песни древний». Здесь же готовится им историко-литературное сочинение «Памятник дактило-хореическому витязю».
Поэтические произведения Радищева этой поры замечательны прежде всего своей политической актуальностью. Вернувшись из Сибири, находясь под царским наблюдением, он задумывает цикл больших стихотворных произведений, которые должны были решать насущные вопросы общественной и литературной жизни.
Поэма «Бова»—первое выступление Радищева против утвердившейся в годы его ссылки карамзинской школы. Карамзин и его последователи оказались способными быстро усвоить основы антифеодальной эстетики сентиментализма и создать целое направление, выражающее интересы дворянства. Этот дворянский, карамзинский сентиментализм был враждебен радищевскому «Путешествию», всей его революционно-героической эстетике. Карамзинисты, в частности, стали в 90-х годах культивировать жанр стихотворной сказки. Фальсифицируя русскую историю и фольклор, они создали салонную сказку, уводившую читателя от реальной действительности, ее социальных противоречий в мир грезы и мечты. Борясь с карамзинизмом, Радищев пишет свою поэму, опираясь на подлинное народное творчество, продолжая критическую линию русской литературы: его «Бова» резко сатирическое произведение. Эта поэма утверждает национальногероическую тему, гражданственность, народность поэзии.
Работая над этой поэмой, Радищев знакомил с нею своих друзей. Не успев ее завершить (написал одиннадцать из двенадцати песней, а уцелело и дошло до нас только вступление и первая песнь), он вместе с тем сделал ее известной кругу молодых литераторов и своих почитателей.
В последние годы жизни Радищев задумывает и частью исполняет свой замысел—две больших поэмы: «Песни,
петые на состязании» и «Песнь историческую» из первой поэмы. До нас дошли только прозаическое введение к ней и первая песнь. Видимо, она должна была состоять из отдельных песнопений, принадлежащих состязающимся десяти певцам. Поэма как бы завершает многочисленные радищевские занятия русской историей. Древняя Россия привлекает Радищева потому, что там он находит торжество и силу народного правления. Создавая поэтическую картину жизни русского народа в древние времена, он, стараясь быть верным духу истории, показывает, как в состязаниях певцов в честь славянских божеств отразились талантливость, свободолюбие, решимость, мужество и твердость русского народа. Примечательна первая дошедшая до нас песнь певца Всегласа. Она вся—гимн мужеству славян, защищающих свою свободу от жестоких нападений норманов.
Несомненно, эта поэма противостоит писанной в то же время «Песне исторической». В последней поэме Радищевым дается история западноевропейских народов от времен «баснословия» до падения Римской империи («Песнь историческая» также не закончена). Эта история предстоит пред Радищевым, как смена монархов. Народ Рима удивляет Радищева своей пассивностью. Он созерцательно относится к своей судьбе, терпеливо снося тиранию и ликуя при торжестве «добродетельных» монархов. Ни разу народ не восстал против тирана, оказавшись способным лишь выставлять смелых и мужественных одиночных бойцов против деспотов. Но, утверждает Радищев, даже когда эти герои убивают тирана-мучителя, народ ничего не выигрывает, «тиран мертв, но где свобода?» Поэтому Радищев и заявляет: «Добродетель не защита для коварства, буйства, силы».
«Песни, петые на состязаниях» показывают, что история России сложилась иначе. Русский народ активен, он одушевлен желанием сам отстаивать отнимаемую у него свободу. Руководимый ненавистью к порабощению, он находит в себе силы защищаться от угнетателей, противостоять всякому иноземному поработителю. Эта поэма прямо продолжает линию «Путешествия из Петербурга в Москву». На примере русской истории Радищев развивал героическую тему, утверждая, что и прошлое и настоящее русского народа есть залог его несомненной будущей победы над крепостниками-помещиками, неминуемого торжества свободы России. Вот почему кончается первая песнь пророческими словами о будущей великой победе русского народа над своими тиранами и мучителями. Нельзя не заметить в них прямой переклички с одой «Вольность» и «Путешествием»: «О народ, народ преславный! Твои поздние потомки превзойдут тебя во славе своим мужеством изящным, мужеством богоподобным, в удивленье всей вселенной; все преграды, все оплоты сокрушат рукою сильной, победят природу даже, и пред их могущим взором, пред лицом их, озаренным славою побед огромных, ниц падут цари и царства».
Можно предполагать, что «Песнь историческая», посвященная истории западноевропейских народов, порождена наблюдениями Радищева над судьбами двух прошедших на его глазах буржуазных революций. В оде «Вольность» Радищев приветствовал американский народ, силой оружия расправившийся со своими угнетателями-коло-низаторами, «разбойниками англичанами»15. И это привет -ствие революции было исторически оправдано. Не случайно Ленин говорил, что американский народ дал в XVIII веке «образец революционной войны против феодального рабства»1. Но прошло несколько лет, и Радищев с поразительной зоркостью отмечает лживость утвердившейся буржуазной свободы в Америке и с гневом клеймит новых рабовладельцев, законом утвердивших рабство негров.
Следя за ходом французской революции, он сразу уловил ее ограниченность. Уже в «Путешествии» он писал: «да восплачут французы о участи своей». Первые же декреты буржуазного правительства показали Радищеву мнимость обещанных народу свобод. Это позволило ему написать: «О Франция! Ты еще хождаегаь близ бастиль-ских пропастей». В стихотворении «Осьмнадцатое столетие» Радищев уже прямо констатирует, что французская революция не принесла народу свободу. Только последовательно революционные убеждения позволили Радищеву так проницательно и так пророчески верно оценить ограниченность буржуазных революций, их неспособность дать народу настоящую свободу.