— Меня? -испуганно дернулась блондинка, — Меня, Арина.
— Ну тоже, неплохо, -снова хохотнул капитан, потом подошел к Адаму смерил его по себе и оглядел. — Ну точно, рост как у меня — сто восемьдесят три где-то, а размер, размер… ща подберу. -сказал он старлею и полез на платформу. Через несколько минут он кинул Адаму связку черной робы, которую парень поймал, не смотря на все так же скованные браслетами руки.
После выдачи робы, Адама и остальных отвели в пассажирский вагон, который был прицеплен сразу за тепловозом. В вагоне отсутствовало половина скамеек и окна, кроме двух первых и двух последних были забиты фанерой и досками. Один из солдат протягивал толстую жердину между стенкой вагона и лавками, а второй продевал цепочки их наручников через эту палку.
— Зато удобно, можно лежать когда поедем. -пояснил Адаму молодой солдат, что продевал цепочки через длинный шест.
Вообще, Адама удивило, что простые солдаты здесь, за завесой, были явно старше двадцати лет. Один из них, только был молодым.
Старлей, тоже залез в вагон и с нетерпением поглядывал на часы.
— Ну и где, этот старый хрыч? Подведет он меня когда-нибудь под монастырь.
Через некоторое время в вагон, отдуваясь, влез уже не молодой прапорщик в таких же как у старлея камуфляжных штанах и серой милицейской куртке. Вообще, у них с формой был полный раздрай, солдаты, как подметил Адам, тоже были одеты весьма разномастно, а у молодого вообще, вместо военной куртки была надета синяя ветровка с двумя черными полосками на рукавах, из-под которой выглядывала бело-зеленая футболка. Да и вооружен он был простой двустволкой, хотя за спинами двух солдат висели потертые калаши. Единственно, что роднило молодого с армией, было потертое кепи с полевой кокардой и зеленые хэбэшные штаны.
Прибежавший последним, пожилой мужик с погонами старшего прапорщика снял из-за спины и положил на скамейку карабин Симонова, скинув серую куртку остался в тельнике. Адам, хоть и не помнил ничего, но почему-то знал, что это полный разброд и бардак. На ум приходили чьи-то слова, про «безобразно, зато единообразно». А тут единообразием, вообще не пахло.
— Ну чего, взял? -спросил старлей пожилого прапора, — А то я тут, уже извелся весь.
— А то! Михалыч, семь бутылок настоящего «жигулевского» урвал. Как знал, с собой сухой рыбешки взял. -растянул рот в улыбке прапор и протянул старлею тяжелый и брякающий стеклом вещмешок, — Так что, весело поедем. У вас-то, чего? Спецуху получили, а паек?
— Хрен пайка, -мотнул головой старлей, -только взаиморасчетом за пиломатериал — четыре мешка крупы, мешок сахару и четыре коробки тушняка выдали. А… вон чай еще, -показал он на большую картонную коробку.
— Ну и то хлеб!
— А вот муки у них тоже нет, так что эту неделю еще на сухарях посидим. Хотя, навигация открылась пару недель назад, думаю продукты нам уже по реке закинут.
— Да и к лучшему, -кивнул прапорщик, -не доверяю я асинским, эти как минимум половину нашего закроят. Лучше уж по реке сами получим.
— Филлипыч, а мне пива взял? -заглянул в вагон парень с сержантскими погонами.
— Максим, ты чего из тепловоза вылез? Сейчас уже поедем, дуй обратно к Петровичу.
— Ладно, мы тебе бутылку пивка оставим, дома выпьешь. -а когда сержант снова выскочил из вагона и побежал к тепловозу, старлей пояснил, — Ну а чего, Максу одну отдадим и нам как раз по три будет.
— Ладно, -махнул рукой прапор, — Максимке не жалко, одну отдадим. Что там, по спецгрузу, по сколько в этот раз прислали, смотрел в бумагах?
— Как и прошлые разы — треть зарплаты монетами, -вздохнул старлей, -остальное бумажными.
— Вот же жмоты, у них бумажки эти, каждый день обесцениваются, я вон продавщицу еле уболтал бумажными взять. -кивнул пожилой Филлипыч на вещмешок, — Не хотела за деревянные отдавать, говорит у меня и за серебро хорошо расходится.
— Ну так, асиновские тоже часть серебром получили, вот и шикуют, пока не кончились монеты. Хотя, не имеет права только за серебро продавать, сказали же, что и бумажные рубли все брать обязаны.
— Не имеет, согласен, -кивнул прапор, -но не силой же у нее отбирать? Заверещит, а асинским ментам, только повод дай, закроют на пару суток как два пальца! Народ боится, что снова деньги поменяют, уж слишком быстро эти обесцениваются.