Девочка ничего не ответила — лишь покрепче за него ухватилась. Похоже, опять спать собирается.
— А ну-ка: прикрой ушки. Сейчас дядя Антон сделает громкий бабах.
Тоха, вытащив пистолет, выстрелил в небо. Загуляло эхо, отражаясь от железнодорожной насыпи и близкой опушки леса. Малышка вздрогнула, но не проронила ни звука. И опять тишина. Зря, наверное, перевел патрон — их и так почти не осталось.
Но нет, не зря, из леса знакомым, чуть придурковатым голосом, проорали:
— Тох?! Это ты?!
— Привет, Лысый! Я!
— Супер! Мы уже тебя не ждали! Ты где пропадал?!
— Смокинг гладил! Не ори — сейчас подъеду!
Лысый поочередно вытаращился на ребенка и Тоху. В голове у него не укладывалось множество вопросов, и он все попытался выразить одним:
— Шо тут за трубочист, и шо за дети???!!!
— Ну запачкался маленько, а что? Где все?
— Да тут рядом — в лесу. Минут пять ходьбы.
— Ну веди, — разрешил Тоха, маскируя в кустах мотоцикл.
* * *По пути словоохотливый Лысый рассказал Тохе все новости, при этом ухитрившись ни разу не упомянуть оральный секс. Неудивительно — судя по услышанному, в случае, если секс такой и имел место, Лысому в нем отводилась пассивная роль, и хвастать подобным ему было неловко.
Танк с бронетранспортером оттянули на себя основные силы врага, но, увы, не все — оставшихся хватило, чтобы разогнать экипаж самоходки по лесу. Хотя, не завязни она в пруду, неизвестно как бы еще все сложилось. В ходе короткого, но ожесточенного боя, танкисты наколотили немало техники и заманили свинок в лес, где сумели оторваться. Бронетранспортеру повезло меньше — доездился. В него попали очень серьезно: лейтенант Чижов погиб, рядовой Тюрин тоже, Синельникова тяжело ранило, и лишь рядовой Бакаев отделался перепачканными штанами. Счастье, что Никитин ухитрился разогнать врагов хоть на минутку, и спасти выживших.
Больше потерь не было — грузовик враги не потревожили: он без проблем добрался до обговоренного по радиосвязи места сбора. Судя по всему, им действительно нужна была только самоходка — расстреляв машину, завязшую в пруду, они потеряли к группе Рощина интерес.
Самоходка ремонту не подлежала — повреждения были такие, что Егорыч не заштопает за остаток жизни. Но странное дело — свинки не тронули атомный снаряд. Так и остался лежать в возимом боекомплекте — с собой его не забрали, и не пытались повредить.
Снаряд, это первое, что бросилось Тохе в глаза, когда они вышли к месторасположению отряда Рощина. Все такой же, кремовый, аккуратненький — ни царапинки. И надпись "БЕЗ ГМО" все так же краснеет — полковник не стал приказывать ее стирать: видимо оценил незатейливый юмор. Покоится на родной тележке. Неужто вручную тащили от самого пруда?
Расположились, кстати, неплохо. Живописное и удобное местечко. Треугольная полянка с маленьким мелким озерцом, со всех сторон нависают кроны высоких деревьев, укрывая танк и грузовик от летающих глаз врага. Легкий дымок поднимается от кучи углей, греющих подвешенное ведро с водой, рядом, присев на ящик, Викторовна чистит молодую картошку. На втором ящике сидит Рощин — тоскливо-обреченно уставился на снаряд.
При виде Тохи полковник поднялся, устало произнес:
— Жив? Ну и хорошо. А что за дите с тобой?
— Сестра это моя — Ксенией зовут, — спокойно ответил Тоха.
Бабка при виде девочки устроила кипеж, чуть ли не в педофилии Тоху упрекая. Мол, переодеть не догадался, не помыл по дороге, не покормил само собой, и вообще, чуть ли не удавить шнурками намеревался. Ребенка у Тохи конфисковали. Ну пусть старуха сама теперь попробует приодеть девчушку — в солдатские кирзачи размером больше чем ее рост, и в шинель с такими же проблемами.
Выпросив у Тараса кусок мыла и начатую пачку порошка, Тоха направился к озеру. Берегись водоем и его обитатели — химическая атака приближается. Если Тоха смоет с себя всю въевшуюся копоть и грязь гниющего города, да еще и постирается… Хана всем карасикам настанет.
Сперва быстренько обмылся, избавившись от основных наслоений грязи. Затем занялся одеждой. С ней пришлось повозиться долго, да и вряд ли отстирается до блеска. Ничего — сойдет и так: ему не в театр в ней идти. Развесив тряпье по кустам на самом солнцепеке, занялся своей кожей всерьез — долго оттирал с помощью мыла, песка и травы. Голову драил четыре раза, причем последний раз с порошком стиральным — уж очень хотелось избавиться от самых мельчайших въевшихся частиц убитого города.
Закончив с гигиеной, расположился на бережку, подставив брюхо солнышку. Часа два, и одежда просохнет — жара плюс ветерок тому способствуют.
На глаза легла тень — сзади кто-то подошел. Обернувшись, Тоха увидел Рощина. Полковник смотрел на него как-то странно, сочувственно, и очень устало.
— Что случилось?
Рощин помялся, и неуверенно ответил.
— Да ничего. А с тобой вот что?
— Не понял?
Присев рядышком, полковник, уставившись на гладь озерца, пояснил:
— До города своего ты смотаться успел. Шустро. Гранат у тебя на разгрузке не осталось, автомата нет, обойм к пистолету тоже не видать. Ну и самое главное — сестра твоя почему-то оказалась братом. Мальчик это.
Тоха не удивился:
— Вот оно как… Ну да — грязный ужасно: поди пойми какого пола. Да и молчал все время.
— Не хочешь со мной ни о чем поговорить? Иногда помогает, — предложил полковник.
— А вы что — в психоаналитики подались? Резко профессию сменили. Да и странно — снизошли до такой никчемной личности, как я.
— А все равно делать больше нечего, — честно признался Рощин. — Все закончилось.
— Снаряд-то у вас остался, — возразил Тоха.
— Это да. Только вот где найти к нему пушку… Егорыч место вроде знает, да и я помню многое, но не факт, что там осталось что-нибудь. И далеко очень. Сомневаюсь, что сумеем ее оттуда дотащить. Мы и здесь-то ничего не сумели. Эх… А ведь совсем немного осталось… Не повезло.
— А починить никак не получится?
— Нет. То, что она теперь никуда не уедет, не беда — могли бы тягач найти, и тащить за собой. Но сама артсистема… Считай, там только ствол и остался. Передок снарядом разнесло, потом из крупняка прошили все, что только можно. Блок малого дизеля даже пробить ухитрились. В пруду том поганом сплошной слой масла теперь. Онищенко предлагает попытаться прорваться к институту на танке, и там рвануть снаряд вручную. Думаю вот, как бы это организовать…
— Онищенко другого не предложит…
— Согласен. Спасибо, кстати, что вернулся. Решил помочь, или некуда податься было?
— Почему некуда? Место найти можно… А нужно ли… Что с Синельниковым?
Рощин, нахмурившись еще больше, ответил очень тихо:
— Хороший врач его заштопает. А без врача… Он сильный… Мы друзья давние… Не знаю даже, сколько он протянет. Мы ведь ничем ему помочь не можем…
— Может среди беженцев врача и встретим. Надо надеяться — не сдаваться. И товарищ полковник — предложение у меня есть. Взаимовыгодное.
— Ты о чем?
— Да вот, пересмотрел я некоторые свои взгляды на жизнь и решил кое-что в них изменить. Хочу стать таким как вы.
— Не понял?
— Для начала, я хочу научиться убивать. Ну или называйте это "воевать". И сразу оговорю: научить меня надо быстро и качественно. О покойниках плохо не говорят, но лейтенант Чижов учил меня плохо. Да и сам, похоже, не очень был…
— Я тоже не Рембо…
— Догадываюсь. Но я способный ученик. Кто знает — может когда-нибудь превзойду учителя. Или учителей — я хочу научиться от всех вас лучшему. Буду прилежно стараться — вы во мне не разочаруетесь. Главное желание — а у меня оно есть.
— Да уж… крепко тебя… заговорил, как парторг по бумаге… Научить попробовать можно, только вот не пойму — ты ведь говорил о взаимовыгодном предложении.
Тоха, сев, уставился Рощину в глаза, и четко, очень серьезно произнес:
— Вы меня учите убивать, а я вам подскажу простой способ, как можно выстрелить по институту даже из в хлам раздолбаной пушки.
* * *Собрались все — даже бабка с мальчонкой на коленях присутствовала, и кошка рядом с ней пристроилась. Лишь Синего не хватало — лежал в кузове грузовика на толстом слое сосновых веток, застеленных брезентом в два слоя. Тоху выслушали молча — даже Егорыч ни звука не проронил, хотя глазами сверкал будто боевыми лазерными установками.