— Да ты с ума сошел! — завопил Гущин. — Это же рядовые снимки! Кто на них смотрит? А этих твоих героев я так разукрашу, что на них на улице будут пальцами показывать.
— Во-от так же разукрасишь, к-как этих? — с испугом спросил Чащин, глядя, как Гущин привычно сушит снимки спиртом и накатывает на стекло. — Тут же не разберешь даже, мужчины сняты или женщины!
— А им не замуж выходить и у нас не «Брачная газета», чтобы делать им рекламу. Это положительные герои, а положительные герои должны быть типичными, то есть похожими на каждого другого человека. А что тут непохожего? Головы есть? Есть. Руки-ноги есть? Есть. Чего же еще тебе надо? Ты посмотри номера газеты, все снимки одинаковы! А однако никто до сих пор не жаловался! Тьфу, тьфу, тьфу! — трижды сплюнул он через левое плечо. Однако изумленное лицо Чащина все еще тревожило его, и он, закончив свое колдовство над снимками, дружелюбно сказал: — Да ты не волнуйся, право! Ну хочешь, мы вместе сделаем те снимки! И если что, я сейчас же пересниму!
— Да, переснимешь их! Они же догадаются…
— Догадаются? Да если они такие и есть, какими их представил твой корреспондент, им ни в жизнь не догадаться. Это же значит, что они влюблены в себя и глупы как пробки. Как же иначе они могли бы сидеть на своих местах и ничего не видеть! Или, наконец, жулики, но жулики боятся только того, что для них опасно! А фотограф, да еще почтительный, никому не опасен! Ну, пошли! — внезапно воскликнул он и потащил Чащина за собой.
После тщательного исследования письма товарища Стороженко приятели решили, что тот имел в виду все-таки Мельтрест, и с этим решением отправились в город. Чащин — крадучись, Гущин — решительно, тем более что Бой-Ударов, взглянув на принесенные им снимки, только покачал головой, но ничего не сказал — привык!
Мельтрест находился на одной из окраинных улиц, обсаженных каштанами, а может быть, чинарами. Так как ни Чащин, ни Гущин не знали южных древесных пород, а в художественных произведениях о юге почему-то упоминались только эти два дерева, то каждый из них выбрал название по своему вкусу. Чащин говорил, что это каштаны, и с восторгом осматривал знаменитые свечи на концах голых еще ветвей. Свечи были зеленовато-белые, похожие на восковые. Ни одного листа на дереве еще не было, и только из кончиков свечей выглядывали первые робкие уголки листьев.
Была ранняя весна, и если бы не задание, по которому шел Чащин, он непременно остановился бы, чтобы запечатлеть в памяти это мерцание, исходившее из расширявшейся вверху трубочки каждой свечки, словно там и в самом деле пылал язычок зеленого пламени, разделявшийся на отдельные лучики.
Но Гущин не давал своему спутнику отвлекаться от главного. С самого начала заявив, что это чинары и никаких свечей на них не бывает, он увлекал своего мечтательного друга со скоростью реактивного самолета, ядовито напоминая, что заместитель редактора товарищ Коночкин не спит и каждую минуту может потребовать к себе сотрудника отдела писем товарища Чащина. Надо действовать мобильно, активно, быстро, и нечего предаваться лирическим наблюдениям. Для этой цели придется поискать другое время и место!
Пыль на дороге среди улицы становилась все плотнее и глубже, встречные машины оседали в ней уже по ступицу колеса, и это обозначало, что наши путешественники приближаются к окраине города и к цели своего путешествия. В самом деле, вдали показался необыкновенной архитектуры замок с башнями — одна выше другой, и Гущин торжественно сказал:
— Ну, Федя, дерзай! Это и есть мельница!
— А где же трест?
— А где же ему быть, как не на мельнице? — удивился Гущин. — Мясотрест надо искать на мясокомбинате, а Мельтрест — на мельнице.
— Однако я не вижу, чтобы на этой мельнице что-нибудь мололи, — сказал Чащин, приближаясь к величественному дворцу.
— А кто тебе сказал, что тут должны что-нибудь молоть и перемалывать, кроме бумаг? Как только образовался трест, начальник первым делом выселил мельницу и разместил в здании свое управление, — хладнокровно пояснил Гущин. — Это обычно так и делается. Если завтра создадут фотографический трест, будь спокоен, лучшее ателье города сейчас же заберут под управление. Вон на кинофабрике как только прослышали о расширении плана выпуска картин, так ни одного павильона не осталось, все заняли под административные учреждения.
— А где же они муку мелют? Где картины та кинофабрика снимает.
— Не волнуйся! Построят новую мельницу и новые павильоны, — успокоил Гущин.
Тем временем они оказались в подъезде дворца.