И выглядел неестественно и нелепо до отвращения. Чернотой своей напоминая не то гнилой зуб, не то мертвый ствол обгоревшего дерева.
— Однако! — проговорил Драган. — Гайду наверняка обрадуется. Узнав, что мы чуть ли не до самого Боркау дошли. Видели его, по крайней мере.
— Э-э-э, кстати, — обратился к нам Мирча, когда мы уже успели отойти от деревни подальше, отправившись в обратный путь, и на пути этом остановились на ночлег. — Жрать меня все равно никто не собирался. По крайней мере, в обычном смысле… привычном. Ну, как человек мясо ест.
— Ну, замечательно! — с притворной досадой как бы посетовал Драган. — Надо будет запомнить. И больше несчастных юнцов, приготовленных в жертву, не выручать.
— А что значит сожрать в непривычном смысле? — не понял я. — Как это, вообще? Я думал, все живое ест одинаково… примерно.
— Это значит… э-э-э… ну не сразу… да, — пояснил спасенный паренек, подбирая слова, чтобы было понятней. — В смысле, меня не растерзали бы и не слопали прямо на месте. В замок бы забрали.
— И что в замке? — не понял Драган. — Твари бы тебя со своими товарками разделили? Ну… как бы самим все сожрать тем двум тварям жирно было бы. Толстеть не хотели… хотя с тебя, пожалуй, не растолстеешь. Или неприличным у них считается есть втихушку, не делясь.
— Да нет же! — воскликнул Мирча почти в отчаянии.
Сложно, видать, было объяснять привычные для него вещи двум чужакам, для которых они казались не обыденными, а чудовищными.
— Если бы стрыгаи просто жрали, — продолжал паренек, — то быстро бы слопали нас всех… всю деревню. Непонятно что ли?
— Ну да. Точно, — пришлось согласиться мне.
Да устыдиться заодно. Неужели сам не мог сообразить, коли грамотный и даже счету обучен?
— Так что стрыгаи по-другому поступают, — сказал Мирча, — раз в несколько лун от них прилетает посланник… посланница. И требует от деревни одну девушку покрасивее или одного парня поздоровее… покрепче.
— Та-а-ак, погоди-ка, — обратился к нему Драган, — покрепче и поздоровее, говоришь? А тебе сколько лет, кстати? Четырнадцать?
— Семнадцать, — было ответом, — может и больше… немного.
— Вот видишь, — напарник мой хмыкнул, услышав истинный возраст спасенного, — можно сказать, жених. А выглядишь на четырнадцать от силы. Так что насчет «покрепче и поздоровее»… это, уж прости, не к тебе. Худосочный ты больно. Да и на паек походный накинулся, когда мы с тобой поделились. Я сам, хоть богатым никогда не был, чувствую себя рядом с тобой закормленным сыночком какого-нибудь владетеля или купчины.
— Остальные не лучше, — словно оправдываясь, ответил на это Мирча, — в деревне нашей, я имею в виду. Мы ж в основном охотой живем. Разве что некоторые скотину держат.
— Папка твой, например, — заметил Драган, — его бы я худосочным не назвал. Наверняка стригам он бы больше понравился.
— Он староста, — сказал Мирча, будто это все объясняло, — не охотится и скотину держит. Овцы у нас есть… коза.
Небось еще и поборами с односельчан не брезгует, продолжил я мысленно его рассказ. Что тоже не дает ему исхудать. Зато домочадцев наверняка держит в черном теле. В отличие от себя, любимого. И не ставит ни в грош.
— И он, кстати, не хотел меня отдавать, — поспешил паренек оправдать своего родителя, будто мысли мои угадав, — просто народ шуметь начал. Почему, мол, все обязаны отдавать своих детей, а он нет. Уж не господарем ли себя возомнил? Даже сместить грозились… некоторые.
— Черт, да как вы вообще это выносите? — вопрошал мой напарник, не в силах сдержать возмущение. — Впроголодь живете. Так еще и близких своих вынуждены стригам отдавать.
— А что делать? — парировал Мирча. — Драться? Да стрыгаи нас в два счета выпотрошат. Особенно если стаей налетят. Я удивляюсь, как вы вдвоем справились… с теми.
Видимо, о вреде для этих тварей серебра он не знал. Да и вряд ли бы в нищей деревне нашлось достаточно этого драгоценного металла. Нет, даже хоть сколько-нибудь.
— Что еще? Бежать? — продолжал паренек. — Некоторые пытались. Да так и сгинули в лесах да болотах.
Затем добавил с тоской:
— Как будто сама Тьма не отпускает… таких. Ей рабы нужны.
— Так что вашего брата в замке ждало? — напомнил я, переводя разговор на другую тему. Более интересную мне (и, надеюсь, Драгану), чем нелегкая жизнь в горном селении.
— Как что? — сказал Мирча. — Я разве не говорил? Ах да! В общем, пленника бы там держали… достаточно долго. Кормили бы даже, чтоб подольше протянул. А стрыгаи бы все это время питались его кровью.
— По очереди, наверное, — Драган, не иначе, попробовал пошутить. Но вышло не очень.
— Может, да… может, нет, — сказал паренек совершенно серьезно. — Возможно, нас таких у стрыгай несколько. Мы же не единственная деревня в округе… вы не знали? А потом, когда пленник уже все… если это девушка была, ее саму в стрыгаю превращают. А если парень, то в упыря.
— Живого мертвяка что ли? — не понял Драган.
— В тупое вонючее существо, в котором уже трудно узнать человека, — было ему ответом. — Видел как-то одного такого. Глухонемой… сколько ни окликай, даже не шевельнется. Грязный. Рожа как маска, только маска из кожи, которую с человека содрали. И только умеет, что тяжести таскать. Или любую другую работу, где ума не требуется. Сильные они, говорят.
— А насчет девок — это точно? — спросил Драган. — Ну, что их тоже стригами делают? Ты-то откуда знаешь?
— Так… слухами земля полнится, — не то ответил Мирча, не то просто отмахнулся от вопроса. — Сосед наш, помню, говорил, что узнал-де в одной из этих тварей свою сестру, которую тоже им когда-то деревня… скормила. Хотя мог и соврать. Или ошибиться. Но с другой стороны… надо полагать. Стрыгаи, может, и живут долго, но вряд ли бессмертные. При этом сами между собой не размножаются… ну, раз все бабы. Но не переводятся. Так откуда они берутся… новые? Только из нас. Больше мне ничего в голову не приходит.
А паренек-то не дурак, смекнул я. Да, буквы и цифры наверняка не знает — некому было учить. Но и тупой деревенщиной, способной только за овцами следить и убирать, тоже его не назовешь. Голову не только, чтобы есть в нее, использует. Но умеет рассуждать. И вполне разумно.
— Согласен, — сказал я ему. — Не представляю только, как эти… стриги людей в упырей превращают. Как и в себе подобных. Мне-то они не слишком умными показались. Тогда как для колдовства… как бы мы ко всяким чародеям и чернокнижникам ни относились, для волшбы все же нужны кое-какие мозги.
— Так вы и этого не знаете? — Мирча, казалось, был удивлен до глубины души и того гляди был готов рассмеяться над непутевыми лазутчиками. — Вот что значит, чужаки. Нет, конечно, сами стрыгаи колдовать не могут. Про упырей я уж молчу. Граф превращает. И в тех, и в других. Уж об этом-то, я думал, каждый воробей наслышан.
— Граф? — Драган нахмурился. — Бела Безбожник что ли? Так он еще жив?
Эко в лагере удивятся, когда мы вернемся. И даже всезнающий (но знаниями не склонный делиться) господин Гайду. Ценность сведений, которые мы добыли благодаря спасенному пареньку, росла как на дрожжах. И я мысленно ликовал оттого, что сообразил нарушить тот злополучный приказ — «ни во что не вмешиваться».