Патриция порадовалась, что никого, кроме Джонни, нет рядом, они бы заметили потрясение, которое, без сомнения, сразу отразилось на ее лице.
— Увидимся в воскресенье. — Мальчик махнул рукой на прощание и вскочил на велосипед.
Да уж, они непременно увидятся. Но вряд ли после этого Джонни и его родные захотят с ней общаться. Все казалось так просто, когда они с Барбарой обсуждали свой план дома. Так легко. Так правильно и необходимо. Тогда они думали, что сложнее всего будет приблизиться к семье, чтобы привести план в исполнение.
— Нет смысла идти на конфронтацию с кем-то одним, — убеждала Барбара, когда Патриция предложила выбрать главную мишень.
— Но не все же в семье виноваты. А я бы объяснила, каково маме, как это повлияло на всю ее судьбу, как она страдает оттого, что до сих пор не знает, почему ее так грубо отвергли…
— Не получится, — упорствовала Барбара. — Нечего и пытаться взывать к их чувству справедливости или к сочувствию. Ясно же, что они на такое не способны! Не те это люди, иначе все было бы по-другому.
Тогда им даже в голову не приходило, что семейство Стюарт может Патриции понравиться. По крайней мере, кто-то из них. Люди, раньше имевшие лишь имена, теперь обрели плоть, свои особенности и привычки — приятные и не очень. Но все они были живыми людьми, а значит, имели право на ошибки.
Что же делать, когда факты говорят об одном, а эмоции — о другом? Как принять решение, взять на себя ответственность и кого-то осудить, сделать то, что повелевал долг и данное сестре обещание?
Патриция не привыкла, не умела выступать в роли божества или верховного судьи…
— Думай о маме, о ее страданиях, о ее боли, — настаивала Барбара.
Действительно, Патриции было достаточно лишь представить себе лицо мамы, когда она рассказывала о своем прошлом, и в ее душе тотчас закипало негодование, желание отомстить…
— Мы не можем изменить то, что сделано, — как-то сказал отец, когда Патриция, еще подростком, разразилась гневной обличительной речью.
— Но это же нечестно! Вы с мамой могли никогда не пожениться!
— Знаю, знаю, — согласился отец. — Но к счастью, твой дед облегчил нам жизнь. Пустил в ход свое шотландское обаяние и сумел убедить нашу семью. Он был неотразим! Знаешь, тогда впервые в жизни я увидел, что и моя мама умеет флиртовать…
— Бабушка флиртовала с дедом?!
— Еще как! Кроме того, когда они узнали, что со стороны матери он связан с богатой и влиятельной семьей…
— Но все равно они не хотели, чтобы ты женился на маме, правда? Несмотря на то что дедушка очень богат, а мама единственный ребенок.
— Не хотели, — честно подтвердил отец. — Но вот что я тебе скажу: когда любишь кого-то так сильно, как я люблю твою мать, ничто на свете не сможет тебя остановить. Я хотел добиться, чтобы моя семья оценила ее, и она получила-таки их одобрение. Но если бы они упорствовали, я, не размышляя больше, отвернулся бы от них, лишь бы остаться с Эйлин.
— Отвернулся бы… от родителей?
— Да, от них. Не пойми меня неверно, Пат. Я очень их любил и уважал. Но твою мать я люблю куда больше. Видишь ли, милая, когда полюбишь кого-то вот так, по-настоящему, это изменит всю твою жизнь… Погоди, скоро сама узнаешь.
— Но мне бы не хотелось выбрать человека, который не понравится тебе и маме, — возразила Патриция.
Какие пророческие слова! Разве могла она тогда даже на минутку представить себе, что почувствуют ее родители, особенно мать, если она объявит, что влюбилась в одного из Стюартов.
Влюбилась ли?
Патриция принялась расхаживать по комнате. Нет, она вовсе не влюбилась в Нолана. Она не так глупа, чтобы позволить себе подобное! Она слишком уважает себя, ценит свое душевное спокойствие. Нельзя позволить себе полюбить мужчину, который не отвечает взаимностью. Но даже если бы и он полюбил ее, она не смогла бы соединить с ним свою жизнь.
Однако вопреки здравому смыслу, вместо того чтобы с нетерпением ждать воскресенья, зная, что, если она выполнит свою задачу, то наконец-то вернется домой и забудет Нолана, Патриция чувствовала: сама мысль об этом приводит ее в ужас. Но она ничего не могла поделать. Воскресенье неумолимо приближалось.
6
Дом в Аделаиде был именно таким, каким Патриция его себе представляла. Большой, уютный, расположенный довольно далеко от дороги. Традиционная подъездная дорожка, фасад восемнадцатого века, увитый нежными побегами гигантской глицинии.
Хотя Патриция приехала на встречу в качестве няни, едва они вошли в дом, Сильвия забрала у нее дочку и велела веселиться, пока она сама будет показывать родственникам свое сокровище.
Несмотря на большие размеры, гостиная была переполнена. Брайан и Элен уже находились здесь вместе с дочерьми-близнецами, Джонни. Все они сразу окружили Патрицию и стали расспрашивать о ее теперешнем житье. А Мишел и Джина поблагодарили за красивые брошки, которые она вручила им на восемнадцатилетие.
— Мне надо представить тебя деду, — подошла к ним Сильвия и протянула малышку Элен.
— Боюсь, Брюс не в лучшем расположении духа, — предупредила Элен. — Кажется, Родни напомнил ему о твоем отце, Сильвия. Он считает, что Брайан не слишком-то старается отыскать Ричарда.
— Отца не найдут, пока он сам этого не захочет, — резко ответила Сильвия. — Если бы дедушка это понял! Но когда дело касается папы, он слеп и глух. Хотелось бы мне сказать ему правду. Но он и слушать меня не хочет.
— Он тебе просто не поверит. Ему нужно цепляться за свою веру в Ричарда, — промолвила умудренная жизненным опытом Элен. — Извините, Патриция. — Она повернулась к девушке. — Так неделикатно с нашей стороны — обсуждать при вас свои семейные дела.
— Да Патриция уже почти член семьи, — махнула рукой Сильвия, а затем лукаво добавила: — Может быть, пройдет не так много времени, и она официально станет принадлежать к нашему клану.
Патриция начала было возражать, но ее щеки предательски вспыхнули. Элен с любопытством поглядела на нее, но ничего не сказала.
— Нолан просто без ума от няни Одри, — доверительно сообщила Сильвия. Патриция вновь вознамерилась протестовать, но та лишь засмеялась: — Ты уже выдала себя, не стоит отрицать очевидное.
— Здравствуйте. Я надеялся увидеть вас здесь и не ошибся, — услышали они мужской голос.
Патриция с облегчением обернулась к Родни, радуясь возможности прервать неприятную для нее беседу. Но Сильвия взяла ее под руку, явно не собираясь оставлять с молодым человеком наедине.
— Извини, Родни, но мне нужно поскорее представить Патрицию деду.
— Неужели вы еще не знакомы с ним? — спросил Родни, намеренно игнорируя кузину. — Это серьезное упущение! — Он широко улыбнулся и медленно обвел девушку взглядом с головы до ног, оценивающе задерживаясь на каждом изгибе длинного стройного тела.
Патриции этот взгляд активно не понравился, но она ничем не выразила своего чувства и спокойно ждала, что произойдет дальше. Родни же, не церемонясь, бросил:
— Идемте. Предупреждаю вас, он… — И потащил ее за собой к лестнице.
— …Не любит англичан, — сухо закончила Патриция. — Да, знаю. Мне уже сообщили.
— Но сам я, заметьте, ничего против них не имею. — Родни посмотрел на нее с особым выражением. — Скорее наоборот. Заявляю это официально.
— Однако ваша жена, насколько я знаю, австралийка. — Патриция сделала легкое ударение на слове «жена».
— Да, — невозмутимо согласился Родни и усмехнулся. — Моя жена — маленькая, пухленькая, весьма некрасивая брюнетка. А я предпочитаю длинноногих шатенок, особенно таких эффектных, как вы.
Невероятная наглость и цинизм! Патриция холодно ответила:
— Вот как. Но, к сожалению… или к счастью, меня совершенно не привлекают женатые мужчины, особенно такие, которые плохо отзываются о своих милых и достойных супругах. Извините, думаю, мне лучше обойтись без сопровождающих. — И она решительно двинулась прочь.