Наталья Соколина
Радость моя, громкоголосая
Глава 1
Меня бросила жена. Два дня она не разговаривала со мной. Временами задумчиво посматривала в мою сторону, и тогда мой волк поджимал хвост и начинал тихо, жалобно скулить. Он боялся. Также, как и я. Уж лучше бы она, как обычно бывает во время наших редких ссор, раскричалась, а потом расплакалась. Тогда я, в волчьей ипостаси, на брюхе подполз бы к ней поджав уши и хвост и принялся виновато заглядывать в любимые глаза и слизывать со щёк солёные слезинки. Радость моя сидела бы рядом со мной на полу и, дёргая за шерсть на загривке, кричала, что я грязная помойная собака. На самом деле, у меня красивая густая белая шерсть, местами с желтоватым отливом, потому что я — полярный волк-оборотень. Но она быстро остывает, моя Алла, моя красавица-жена. Мы женаты уже семь лет, у нас трое замечательных шалунов — щенков, да ещё один, Аполлоша, серьёзный, рассудительный парень десяти лет, Аллочкин сын от первого брака, которого я люблю не меньше, чем собственных детей. Я их всех люблю и, надеюсь, меня они любят тоже. Аполлоша терпеть не может своё имя и хочет его поменять, когда станет получать паспорт, а пока мы зовём его Пол, и это ему нравится. Положа руку на сердце, должен признаться: у Аллочки есть основание сердиться на меня. Нет-нет, я даже и не думал ей изменять, но приятно же, когда упругая женская грудь как бы нечаянно прижимается то к моему плечу, то к спине, когда я сижу за компьютером обладательницы этой груди, пытаясь разобраться в причинах его зависания. Но грудь здорово отвлекает, признаюсь честно.
Я категорически отвергаю обвинения моей любимой, что она мне не нравится вот такой: грузной, с большим животом, чуточку расплывшимися чертами лица, припухшими губами и отяжелевшими, налитыми грудями. Ничего подобного! Я люблю её ничуть не меньше, только сейчас моя любовь немного другая. В ней меньше желания, страсти, хотя и эти чувства никуда не делись, а лишь затаились в глубине моего сердца. Теперь на первое место вышла постоянная тревога и беспокойство за жену и сына, которого она носит. Я боюсь предстоящих родов и растерян, не зная, чем помочь моей Радости.
Но докладываю по порядку.
Меня зовут Олег Одинцов, мне тридцать четыре года и я оборотень. Увы, но мы существуем на самом деле, хотя об этом мало кто знает. Чёрт возьми, да нас целый город, небольшой, правда, всего двенадцать тысяч жителей. Честно скажу — не все они оборотни, много и обычных людей. Вторая наша ипостась — волк. Вот лично я, как уже сказал, волк полярный, большой, с красивой белой шерстью. Полярный зверь значительно крупнее всех прочих волков, но нас мало. По крайней мере до недавнего времени нас таких, больших и красивых, было всего трое: я, мой отец и старейший член Совета Стаи Кытах Арбай. Но последние двое уже старики, а мне всего тридцать четыре.
Во главе нашей Стаи двое: вожак Айк Гранецкий, сибирский волк, не слишком, по моим меркам, крупный, но сильный, умный и, на мой взгляд, чересчур уж суровый, а порой и просто жестокий. Стаю он держит железной рукой, а того, кто ослушается вожака, ждёт неминуемая и быстрая смерть. Его супруга, как ни странно, человеческая женщина, Софья. Стая подчиняется ей беспрекословно и, я бы сказал, с радостью. Пожалуй, Софью даже любят. Она оказалась идеальной парой волчьему вожаку: всегда выслушает и обязательно постарается помочь, а уж если не в силах — то посоветует что-то дельное. И никогда не отмахнётся, не сошлётся на занятость и нехватку времени. Тому, кто её не знает, Софья кажется мягкой и уступчивой, но Стая на её счёт не обольщается. Ещё свежи в нашей памяти события её противостояния с вожаком, чуть не приведшие к его трагической гибели. Только её стальная воля и решительность спасли Айка.
Софью я не люблю. Я, конечно, искренне её уважаю и предан ей также, как и её мужу, но она мне не нравится. Любой, кто впервые встречается с ней, ни за что и никогда не поверит, что вот эта скромная, тихая, неяркая женщина способна подчинить стаю волков, а у её мужа, при взгляде на неё в глазах появляется мечтательная дымка, и лицо приобретает совершенно глупое выражение. Но я не люблю тихих омутов, в которых водятся черти. То ли дело моя Радость! Какая она есть — вся на виду. Лишь недавно она перестала материть меня при наших размолвках, и то только потому, что я указал ей на плохой пример, который она подаёт детям. Теперь она лишь кричит, но так, что дребезжит посуда в шкафу. А может это просто моему чуткому волчьему уху кажется, что слишком громко. Она не обижается, когда я называю её моей громкоголосой Радостью, лишь смеётся. Кстати, с Софьей они давние подруги, ещё со школы.