— ой, и где же вы такие, здоровенные, нашлись — то?
Один из мужиков растерянно моргнул белёсыми короткими ресницами, сморщил нос: — так ветлужские мы, бабонька! На лесоповале работаем, когда работа есть. А то на медведя ходим. Нам Артемьич велел недужного парня к Прохору унести. Мол, заплатят вам за это. Ну, мы от работы не бегаем, семьи у нас у обоих, так что завсегда рады, если где копеечка светит.
— Только вот волк он, говорят, — угрюмо пробормотал второй, глядя себе под ноги. Они не видели меня, уже сидящего в машине рядом с Денисом. Айк нахмурился, резко сказал:
— вы что, не знали, что Междуреченск — очень своеобразный город? Если боитесь, то мы найдём других, а вас сейчас увезём обратно!
Первый толкнул приятеля локтем: — да не слушайте его! Мало ли что он говорит! Мы не отказываемся, доставим вашего болящего в лучшем виде, не беспокойтесь!
Никто из нас даже не успел вмешаться, как моя Радость выдернула руку из Софьиной ладони и, раскрасневшаяся, гневно сверкая потемневшими глазами, подскочила к мужикам, ударила в грудь кулачком того, который говорил о волке:
— да ты! Ты, сытая твоя рожа! Мой муж кровь пролил за таких, как ты! Ни на секунду не задумался, что может погибнуть! Ну и волк! Ну и оборотень! И что!? Его орденом Мужества наградили! Показать тебе?? — Ох, моя громкоголосая Радость кричала так, что уши закладывало. Айк, улыбаясь, попросил:
— не кричи, Алла, а то мы все оглохнем.
— Я не кричу, — огрызнулась та, — просто у меня голос громкий!
Всё же она оставила смущённого и растерянного мужчину и подошла ко мне. Обняла за шею и шепнула на ухо: — пусть хоть что говорят, Олежек. Не слушай их, ладно? Главное, нам к деду Прохору добраться.
Я погладил её по волосам, потёрся о них щекой: — не расстраивайся, моя хорошая. Ну волк, ну и что? Меня этим не удивишь. Ты думаешь, старик разрешит тебе остаться?
— Не знаю, — неуверенно шепнула она, — но я с Сонькой договорилась, она поможет твоим родителям, если дети у них будут жить.
Сзади, за её спиной, сказали: — тебя, вроде как Аллой зовут? — Жена обернулась. Мужчина, на которого она кричала, криво и неуверенно нам улыбался: — ты прости меня, я не подумавши о волках заговорил. И ты, парень, не серчай. Странные вы для нас всё же. — Я протянул ему руку, и он осторожно пожал её. — Меня Егором зовут, Гошкой, то есть. А ты Олег, я уж знаю.
— Рад знакомству, Егор, — я улыбнулся ему, — и спасибо, что согласился мне помочь!
Народу собралось много. Со мной отправлялись все мои парни, Аллочка и двое мужчин из посёлка. Я расцеловал детей, улыбнулся грустно глядевшим на меня родителям, пожал руку Айку и кивнул головой Софье. Вожак махнул рукой, и мы тронулись в неизвестность.
Мне не хочется вспоминать этот путь. Жгучий стыд терзал меня, пока парни продирались сквозь таёжный бурелом, по очереди передавая меня со спины на спину. Носилки или что-то подобное они отвергли сразу: тайга была труднопроходимой. Я представлял, как серыми тенями скользили волки среди густого подлеска, легко прыгая через поваленных лесных великанов, уворачиваясь от раскидистых колючих лап молодых сосен и жадно вдыхая смолистый аромат тайги.
Но не в этот раз. Ещё дома было решено, что оборотни пойдут в человеческом обличье. И не только те, кто понесёт меня, но и остальные. Айк посчитал, что так будет лучше для наших помощников из Малой Ветлуги, настороженных и скованных, несмотря на наше дружелюбное к ним отношение.
Но всему приходит конец. Закончилось и это, тягостное для меня, путешествие. Оставшиеся полкилометра Фёдор, второй ветлужский мужик, преодолел играючи, как будто я и не висел у него на спине беспомощным грузом. Первый, Егор, смеясь предложил нести на руках Аллочку, но она так сверкнула на него голубыми глазищами, что он смутился и отвёл глаза. Я поморщился. И не потому, что ревновал, а потому, что моя родная слишком хорошо меня знала и понимала, что и без глупых шуток я ужасно чувствую себя, терзаюсь и сгораю от стыда, сидя на спине у кого-то из парней или, что ещё хуже, у ветлужских мужиков. Вот так у нас с ней и получилось, что она страдала от жалости ко мне, а я мучился от бессилия и невозможности утешить её.
К избушке Прохора Селивёрстова мы вышли поздним утром, когда ласковое летнее солнце уже поднялось над вершинами сосен и высушило капли росы, радугой переливающиеся в его лучах.