Пока заканчивали отделку ресторана и готовились к его торжественному открытию в канун Нового года, Кипу заняться было нечем, кроме как посиживать с Дженкинсом да Стейнбеком. Большой мир, в который ему удалось заглянуть в сенаторском клубе, где рассуждали о событиях и делах значительных, важных, по-прежнему манил его. Ему хотелось вновь очутиться там, и он с радостью думал о балете на льду и трижды звонил портному, справляясь о своем костюме.
Когда Кип облачился в него и посмотрел на себя в зеркало, он слегка возгордился. Ему захотелось показаться в своей обновке матери и брату, чтобы они порадовались вместе с ним. Сияя довольной улыбкой, он зашел к родным по пути на стадион. В прихожей Кип столкнулся с Дэнисом, в руке у него был докторский чемоданчик.
— С нашей старушкой неладно? — спросил он брата.
— Я дал ей снотворного, сейчас нельзя ее беспокоить.
— Плохо с сердцем? Хуже стало?
— Ты же знаешь, она плоха. Месяца два-три, дольше ей не протянуть. Сердечная мышца совсем изношена.
Кинув недовольный взгляд на костюм брата, Дэнис молча шагнул к двери.
— Постой, что тебе не нравится? — остановил его Кип.
— Твой нелепый форс.
— А чем плохо?
— Тс-с! Тише! Она услышит.
Но Кипа задел недовольный тон брата, он схватил его за руку.
— Ну, выкладывай, что на уме. Послушаем.
— Не нравится мне все это…
— Ты меня уже давно избегаешь.
— Я о тебе из газет узнаю. Чего же еще? — сказал Дэнис, не сводя глаз с его большого свирепого лица. — Почему ты не уехал отсюда, чтобы забыть прошлое? Почему крутишься тут и даешь этому толстосуму Маклейну и всей его компании поднимать вокруг тебя победный тарарам? Может, он и щедрый человек, но совершенно безответственный. И все они такие же.
— А где бы я сейчас был, если б не они?
— Ну… — Дэнис замялся.
— Чего же ты, отвечай, доктор Ритчи. — И повторил с издевкой: — Доктор Ритчи!
Дэнис отпрянул, словно брат хотел его ударить. Кип грозно возвышался над ним в тесной прихожей, исполненный чувства бесконечной признательности к таким отзывчивым, благородным людям, как сенатор и его друзья.
— Что ж, очевидно, я и не вправе так говорить, — сказал Дэнис. — Что ты на воле — не моя заслуга. Но ты-то никогда не понимал, что для меня значишь. Я знаю, ты не хуже других, и ты добрый, отзывчивый. Но этого еще слишком мало, чтобы выбиться в число тех, кто ведет гонку. Все зависит от условий, какие вокруг тебя складываются.
Кип вдруг ощутил, как дорог он брату, и голос его дрогнул:
— Оба стараемся, как умеем, каждый на свой лад.
— Конечно.
— Заходи ко мне туда, в гостиницу.
— Цены чересчур высоки. Ну, пока, — сказал Дэнис и ушел.
Кип все стоял в прихожей, ему так хотелось пойти к матери, поговорить с ней, но он понимал, что нельзя. Он понял также, что вечер теперь испорчен. Надев шляпу, застегнув пальто, которое распахнул, чтобы показать брату костюм, он шагнул к двери. Но тут из кухни появился Тим и робко сказал:
— Дядя Кип, видите, какой у меня мяч?
— В бейсбол играешь? — рассеянно спросил Кип.
— Ну да, подающим.
И тогда внезапная тоска по простому дружескому теплу охватила Кипа, он взъерошил Тиму волосы, спросил ласково:
— А вам, ребятам, нравится толкаться возле гостиницы, где останавливаются команды бейсболистов? Особенно по вечерам, после игры, когда они со стадиона приедут, а?
— Еще как! — ответил мальчик. Он водил пальцем по швам на бейсбольном мяче, тискал его в руках. — Мяч… ну, в общем, один парень, Джо Мейерс… это его мяч, он… просил, может, вы дадите ему автограф. А я пообещал, что упрошу вас.
Лицо у Тима было встревоженное. Кип взял мяч, повертел в руках.
— На что ему мой автограф? — спросил он.
— Так ведь здорово, если подпишете вы, правда?
— Но я не играю в бейсбол.
— Ну и что! Все равно вы же посильней знаменитость, чем известный бейсболист.
— Ну нет, что ты… Ошибаешься, Тим. Никакая я не знаменитость.
Он хотел было кое-что объяснить мальчику, но его не покидала мысль о Дэнисе, о том, как сурово держался с ним брат, однако наивное мальчишеское восхищение было ему приятно. Он решил не объяснять ничего Тиму, чтобы не сбить его с толку. Он вообще боялся об этом говорить.