— Как ты, Джина?
— Привыкаю к обстановке.
— Это твердо, Джина.
— Что твердо?
— А что нас подберут.
— Откуда ты знаешь?
— Тут нечего знать, Джина, — сказал он очень медленно и с большим трудом. — Для нас это так. И другого ничего быть не может, Джина.
— Только ты держись, Джетро, — сказала она ласково и прижала ладонь к его лбу.
— Зачем ты это, Джина? — спросил Джетро.
— Чтобы нам всем была удача, — сказала она.
— Чего-чего? — громко осведомился Боузли. — Погладить на счастье парня по лбу? Когда я играл в бейсбол, нам удачу приносил один черномазый мальчишка: каждый раз, когда я шел отбивать, обязательно гладил его по волосам, ну и был в своей лиге первым. А мистер Чоун, он что же, такой удачливый, мисс Биксби?
— О да!
— Значит, ты отбивал лучше всех в своей лиге, Боу? — сказал Мейсон. — Расскажи своей бабушке! Ты и по мячу-то не попадешь!
— Слушай, ты, трепло! Вербовщики лучших команд мной интересовались.
— На каком месте вы играли? — спросила Джина.
— Отбивал. У меня талант от природы.
— Это сразу видно. А кто будет победителем в этом сезоне?
— «Доджерс», мисс Биксби.
— Вы когда-нибудь видели их игру?
— Нет, не приходилось.
— Вот что, Боузли, — сказала она. — Если сумеете выбраться в Нью-Йорк, я свожу вас на матч, а потом пообедаем вместе.
— Без шуток?
— Ну, так договорились?
— Погодите минутку! Как это я приеду в Нью-Йорк?
— Я вам дам мой адрес. Напишете мне и приедете. Очень будет хорошо, верно, Джетро?
И Чоун, лежавший неподвижно, словно без сознания, сказал слабым голосом:
— Ага. Деньги на дорогу мы вышлем.
— Это что же — всерьез? — спросил Боузли.
— Конечно, всерьез, — сказал Чоун, и голос его стал чуть громче, словно этот разговор прибавил ему сил.
И слушая их, он тоже вдруг ободрился.
На плотике не так уж плохо, сказал он себе. Даже отлично. Утонуть плотик не может. Вот они поднялись на пенистую волну и соскользнули в ложбину. Рука, перетянутая ремнем, налилась тяжестью и совсем онемела. Еще немного, и начнут мерзнуть ноги, если только не шевелить ими. А пока им остается бесцельно дрейфовать. Он подумал, что было бы хорошо, если бы проглянула луна или хотя бы звезды. Вместо этого зарядил дождь. Этот ровный мелкий дождик словно заставил плотик сжаться, превратил его в крохотную пылинку среди непроглядной тьмы, и некоторое время они молчали. Он, как и все остальные, кроме Чоуна, держался за веревки.
— Как нас подорвали? — спросил он наконец. — Я спал.
— Засадила рядом с машинным отделением, — сказал Боузли. — Подкралась к нам втихую. Только дали боевую тревогу, а торпеда — раз!
— А что случилось со шлюпками?
— Одна, с левого борта, стукнулась о борт, когда ее спускали, и перевернулась.
— А подлодку кто-нибудь видел?
— Вроде бы нет.
— Мы выберемся, — сказала Джина, опустив голову. — И чего только не приходится терпеть на этом свете, чтобы просто куда-то попасть. Ну, перетерпим. — И она повысила голос: — А, Джетро? Э-эй, Джетро! — словно стараясь поддержать в нем сознание и жизнь. Он приподнял плечо, потом руку. В темноте было плохо видно, но, казалось, он сжал кулак.
— Мы доберемся, Джина, — сказал он.
— Люди черт-те что делают, словно свихнутые, верно? — внезапно сказал Боузли. — Я стоял и радовался, что не прыгнул в эту скиксовавшую шлюпку, и тут вижу плотик. Ну и, прощаясь с кораблем, я вдруг почувствовал, что должен забрать с собой что-то свое, а тут, глядь, Мейсон и мисс Биксби, так я ее схватил и обвязал веревкой.
— Довольно, Боузли, — сказал он резко. — Вы среди Друзей.
Он брал на себя команду плотиком. Слабость его объяснялась потерей крови, а плечо болело оттого, что рука все больше немела из-за ремня, нарушившего кровообращение. Но голова у него была ясной.
— Если мы останемся здесь до рассвета, нас кто-нибудь заметит. Так что волноваться особенно нечего. Только нужно как-то сохранять тепло.
В темноте он не мог различить, сочится ли все еще изо рта Чоуна кровь. Только сам Чоун знал, насколько серьезны его повреждения. Но он переместился так, чтобы даже в темноте его глаза были устремлены на Джину. Возможно, он ждал, чтобы рассвело и она увидела, что его глаза устремлены на нее.
Невольно все они придвинулись ближе друг к другу, чтобы согреться, — все, кроме Чоуна, который теперь словно отдалился от них. В тишине ему послышалось, будто Мейсон молится. А сам он пытался убедить себя, что смерть ждет его не здесь. Дождь не прекращался. Ветра не было, и капли сеялись тихо, поглаживая их в темноте. Потом дождь перестал. Поднялся ветер, волны стали круче. Гребни захлестывали плотик, обдавали их влагой, и его начал бить озноб.