Алекс сжала пальцами подлокотник кресла так, что костяшки побелели. Она нуждалась в опоре. Эта бесконечная ночь явилась настоящим испытанием для нее: сначала адмирал, потом Иезекииль и Фиск, затем сумасшедшая скачка, а теперь еще и это — мучительный разговор о венчании с человеком, которого она отчаянно любила, но не могла обрести. Как бы Майлз ни любил ее, Алекс была совершенно убеждена в том, что призрак Диего Родеры никогда не почиет с миром. Почему Майлз не может этого понять и подвергает ее напрасной муке, заставляя говорить о вещах, доставляющих ей такие страдания?
Между тем Майлз достал из выдвижного ящика шкатулку и поставил ее на стол. Он зажег лампу, затем вынул из шкатулки перевязанный ленточкой пакет и передал его Алекс.
— Это письмо, оставленное мне матерью. Помнишь, несколько дней назад Мэдди заезжала ко мне? Так вот, она сделала это для того, чтобы убедить меня открыть эту шкатулку и прочесть письмо.
— Письмо? Скорее, это напоминает книгу.
— Из него вполне получилась бы книга, поскольку оно содержит потрясающую историю, в которой есть все: убийство, предательство, похоть, возмездие и, что самое важное, любовь. Это история жизни моей матери. Мэдди думала, что, прочитав его, я могу кое-чему научиться.
— Как? Чему?
— Природе любви — ее силе. Я хочу, чтобы и ты прочла это письмо.
— Но я не могу. Оно было написано тебе.
— Верно, — кивнул Майлз. — Но мама согласилась бы со мной. Ты должна знать, что в этом письме, и тогда ты поймешь, почему я пришел за тобой сегодня.
Любопытство боролось в Алекс с деликатностью, но, откликнувшись на просьбу Майлза, она развязала бархатную ленточку и принялась читать. Майлз, налив себе немного бренди в стакан, откинувшись в кресле, наблюдал за Алекс.
По выражению ее лица Майлз с точностью мог бы сказать, о чем она сейчас читает. Ее выразительное лицо отражало попеременно ужас, сочувствие, ненависть, горечь, все то, что в свое время пережила Кэтлин. Майлз любовался лицом любимой, красивым даже со следами грязи и слез. Она представлялась ему ангелом с золотым нимбом вокруг головы. Когда Алекс закончила чтение, Майлз протянул ей платок.
Алекс перевела дыхание, перед тем как сказать ему тихо:
— Я никогда не читала ничего более пугающего и более прекрасного. Твоя мама — замечательная женщина. Каждое ее слово дышит любовью.
— Я знаю, — согласился Майлз. — Но мой отец не хотел, чтобы я читал это письмо, опасаясь, что я буду думать о маме по-другому.
— И он оказался прав?
— Нет. Наоборот, я люблю ее еще больше.
— Но при чем тут я, Майлз? Конечно же, Мэдди не хотела…
— Мэдди действовала инстинктивно и оказалась права. Алекс, я прошу тебя выйти за меня замуж. Сейчас. Сегодня. Я нашел особенную, чудесную женщину и хочу соединить с нею свою жизнь.
— Я не понимаю тебя, Майлз.
Он взял ее за руку и усадил рядом с собой на кровать.
— Хочешь, я расскажу тебе, что я понял, Алекс? Эти несколько дней самокопания привели меня к тому, что я увидел себя таким, как есть: надменным, задиристым и чрезмерно самонадеянным юнцом. Таким я был, когда плыл с Андре на «Жаворонке», когда Диего напал на нас и убил моего крестного. Но я был бессилен спасти дорогого мне человека, и Диего тогда впервые дал мне почувствовать мою слабость. Он хлестнул меня плетью и посадил на цепь, как собаку. Он сразил меня — он победил меня! Да, я спасся, но это было чудо, подарок судьбы. Годами я лелеял мысль о возмездии, но к тому времени, как возможность отомстить представилась, я уже знал, что боюсь этого человека. И смерти я боялся не так, как вновь оказаться побежденным, почувствовать себя ничтожеством под пятой у Диего Родеры. И когда Диего отнял тебя у меня, он осуществил то, чего я втайне боялся все эти годы. Использовав тебя, он унизил меня, лишил меня мужества, показал, что я ниже его, слабее, чем он. Да, я выиграл бой на Тенерифе. Я отнял у него жизнь, но он продолжал жить во мне, напоминая всякий раз, когда я смотрел на тебя, о том, что на самом-то деле победил он. Я позволил его призраку насмехаться над собой и чуть не потерял тебя из-за этого. И вдруг это письмо. Любовь, которой оно пропитано, дала мне силы сделать то, чего я так долго боялся.
— Что сделать? — прошептала Алекс сквозь слезы.
— Посмотреть в лицо дьяволу. Тому, кто жил у меня в голове, — призраку Диего Родеры. Я знал все это время, что не смогу покинуть Кингстон без тебя, и оказался прав. Прошлой ночью, как раз перед тем как мне сообщили о прибытии флотилии адмирала Гранта, я приказал подготовить корабль к отплытию. Ремонт уже был проведен, и пора было уходить в море. Только тогда я все решил. Буду ли я вновь бежать от Диего или сумею победить страх? Мысль о том, что я потеряю тебя, не дала мне струсить. Я прекратил бегство. Я посмотрел в лицо Родере. Я позволил ему явиться ко мне со всеми его гнусностями. Я позволил ему издеваться над собой, мучить меня, смеяться мне в лицо, и когда его смех умер, все, о чем я еще мог думать, была ты. Я люблю тебя сильнее жизни.
Алекс заплакала, и Майлз осторожно вытер ее слезы.
— Я победил, Алекс. Диего ушел. Я выиграл самую главную битву в жизни и обрел тебя.
Нежно он поцеловал Александру, потом встал, увлекая и ее за собой. Алекс боялась сопротивляться, только молча смотрела на своего возлюбленного. Потом она позволила ему расстегнуть ее платье, и оно упало к ее ногам.
— Призрак ушел, любовь моя, — шептал он, — я принимаю твой вызов. Если тебе все еще нужно доказательство того, что наша жизнь и наша любовь состоятся, иди ко мне. Позволь мне доказать тебе… позволь любить тебя…
Алекс смахнула слезы, протянула Майлзу дрожащие руки. Пальцы его сжались вокруг ее трепещущих пальцев. Он медленно потянул ее на себя.
— Если это сон, я хочу умереть во сне, — прошептала она.
— Это не сон, любовь моя, — пробормотал Майлз, заключая ее в объятия.
Запечатлев на губах ее поцелуй, он опустил ее на кровать. Ласки его становились все более смелыми и страстными; он так давно не держал ее в объятиях! Так много одиноких дней и ночей разделяли их. Нежность незаметно перерастала в страсть.
— Я люблю тебя, — прошептала она, лаская его.
Он вошел в нее, и ей вдруг отчаянно захотелось заставить его поверить, что он был и есть единственный мужчина в ее жизни, и, не успев подумать о последствиях, она прошептала:
— Майлз, клянусь тебе, Диего не был со мной…
Майлз поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.
— Я верю тебе, любовь моя…
Медленно, чувственно Майлз вел ее, и одновременно ворвались они в сияющий мир, и крики восторга слились в один…
Обнявшись, они соединили воедино свои тела и души.
— Я люблю тебя, Алекс. Я всегда буду любить тебя.
Он осторожно перевернулся, увлекая ее за собой, но Алекс вдруг отстранилась. Ее золотистые волосы щекотали ему лицо.
— Ты веришь мне, Майлз? Ты веришь, что Диего не был со мной?
Майлз пристально вгляделся в ее милое лицо. Эти глаза не могут лгать. Словно пелена упала с его глаз. Она говорила правду. Диего не знал ее.
— Да, любовь моя… Я должен был с самого начала тебе поверить. Ты сможешь простить меня?
— Мне нечего тебе прощать, — нежно целуя его в губы, прошептала она. — Рано или поздно ты должен был победить Диего. И сейчас, когда бой окончен, ты стал свободен.
— Выходи за меня, Алекс, — с улыбкой сказал он, вновь начиная ласкать ее.
— Сейчас?
— В эту самую минуту. С меня довольно свободы. Выходи за меня.
— Но… сейчас? — поддразнила она.
Дыхание его участилось, он с трудом мог произнести:
— Святой отец ждет…
Алекс откинулась назад, прищурившись, глядя ему в глаза, в то время как рука ее медленно сомкнулась вокруг его восставшей плоти.
— Пусть себе подождет, Майлз, — проворковала она.
— Кто подождет? — пробормотал он, вновь погружаясь в теплые волны страсти с этой красивой, нежной и ласковой женщиной. Его женщиной. Наконец-то его.