И под моим пронзительным взглядом он пошел на признание. По-видимому, понял, что дальше отпираться бесполезно.
— Кольцо, — признался он вдруг осипшим голосом.
— Что за кольцо? — продолжал я развивать давление.
— Обручальное, — выдавил он из себя, крутя пальцами и всячески демонстрируя, что загнан в угол и сознает это.
— Ты что, обручился?
— Да.
— Вот так так!
Я от души расхохотался, как всегда в таких случаях, но он хриплым голосом, напоминающим рык шакала в Скалистых горах, спросил, какого черта я раскудахтался, и я тут же прекратил, как отрезал, дальнейшее веселье. Я всегда находил, что Сыр, если его раздразнить, довольно страшен. Когда-то в Оксфорде я в минуту слабости, сбитый с толку дурными советчиками, вздумал было заняться греблей, а тренером при нас был как раз Чеддер по прозвищу Сыр. Мне до сих пор вспоминаются некоторые его высказывания насчет моего брюха, которое я, по его мнению, справедливому или нет — другой вопрос, выпячивал. Можно подумать, что волжским бурлакам и сплавщикам леса выпячивать живот строго запрещается.
— Я всегда смеюсь, когда слышу о чьем-нибудь обручении, — пояснил я мирно.
Это, похоже, его не размягчило — если я правильно употребляю это слово. Он продолжал пламенеть.
— У тебя есть возражения против моей помолвки?
— Нет, нет!
— Разве я не имею права обручиться?
— Ну, разумеется.
— Что значит «Ну, разумеется»?
Я и сам толком не знал, что значит «Ну, разумеется», может быть, просто «Ну, разумеется» и больше ничего? Все это я попытался ему втолковать, позаботившись о том, чтобы в моих речах звучала утешительная нота. Он вроде бы немного подобрел.
— От души надеюсь, что ты будешь очень, очень счастлив, — произнес я.
Он поблагодарил — правда, сдержанно.
— И девушка хорошая?
— Да.
Ответ без лирики, но мы, Вустеры, умеем читать между строк. Глаза его стали закатываться, лицо цветом и выражением уподобилось благоговейному помидору. Сразу видно, что человек влюблен, как сорок тысяч братьев[6].
Тут мне пришла в голову одна мысль.
— Это не Нобби? — уточнил я.
— Нет, Нобби помолвлена с Боко Фитлуортом.
— Неужели?
— Да.
— А я и не знал. Кажется, он мог бы мне сказать. Значит, Нобби и Боко охомутались?
— Да.
— Ну и ну. Я вижу, смеющийся бог любви хорошо потрудился в Стипл-Бампли и окрестностях.
— Да.
— Ни минуты простоя. Работа в две смены. А твоя нареченная тоже из тех мест?
— Да. Ее фамилия Крэй. Флоренс Крэй.
— Что-о?!
Это слово сорвалось у меня с языка с некоторым подвыванием, и в ответ он вздернул одну бровь. Наверное, каждый Ромео испытывает легкий шок, когда приятели начинают подвывать, услышав имя его возлюбленной.
— А в чем дело? — спросил он с некоторым напрягом.
Этот возглас с подвыванием вырвался у меня, естественно, от счастья и облегчения. Представляете, ведь если Флоренс связана узами с ним, тогда опасность, перед которой я трепетал, считай, больше надо мной не висит. Спиноза там или не Спиноза, но факт тот, что Бертрам выходит на свободу. Только разве ему это объяснишь?
— Да так, ни в чем, — отвечаю.
— Ты с ней знаком, что ли?
— Да, случалось встречаться.
— Она никогда о тебе не говорила.
— Неужели?
— Ни единого раза. Давно ты ее знаешь?
— Порядочно.
— Вы хорошо знакомы?
— Неплохо.
— Что именно ты подразумеваешь под словом «неплохо»?
— Ну, довольно хорошо. Достаточно хорошо.
— Как вы познакомились?
Меня начала разбирать тревога. Еще вопрос-другой, и он дознается, что его нареченная была некогда знакома с Бертрамом очень даже близко, гораздо ближе, как я уже упоминал, чем ему бы этого хотелось; а ни одного новоявленного жениха не обрадует известие, что в списке у своей избранницы он, оказывается, стоит не под первым номером. Ему бы хотелось услышать, что дама его сердца безвылазно сидела в башне у окна и проглядела все глаза в ожидании, когда он прискачет к ней на белом коне.
Ну и я стал лавировать как мог. Кажется, слово «лавировать» здесь подходит, но надо будет удостовериться у Дживса.
— Ее зверский папаша женился на моей ужасной тетке.
— То есть леди Уорплесдон — твоя тетка?
— А то!
— А раньше ты ее не знал?
— Знал вообще-то. Но слегка.
— Понятно.