Саманта наконец-то смогла глубоко вздохнуть, медленно выдохнула.
– Охренеть, – пробормотала она чуть слышно.
Глава 5
Наука пытается убедить нас, что ничего, кроме материального мира, не существует. Однако у науки есть на то определенная причина. Вот ведь сюрприз!
Балтимор, штат Мэриленд.
24 мая, 23.02
Когда он замолчал, она уже знала, что будет дальше. В теле мужа уживались два человека. Один постоянно пребывал в ярости. Другой любил выпить. Пьяница много улыбался, во всяком случае, поначалу. Делался сентиментальным, даже любящим – пусть при этом неловким и неуклюжим. Строил большие, прямо-таки гигантские планы. Рассказывал ей, как собирается изменить мир, в первую очередь – их мирок, здесь, внутри квартирки, за задернутыми шторами. Шел в спальню к дочке, чтобы взять спящую девочку на руки и шептать ей про то, как сильно ее любит, пока она наконец не проснется и не начнет ерзать – тогда он укладывал ее обратно в постель и заботливо укрывал одеялом.
Потом, за кухонным столом, стоило ему выпить побольше, воодушевление потихоньку куда-то испарялось, он умолкал и, грузно осев на стуле, ждал, когда она подаст ему ужин.
Вот только на ужин сегодня почти ничего не было. Ее задержали на работе в гостинице, а переплачивать присматривавшей за дочкой женщине за лишние часы они себе позволить не могли, так что пришлось бежать домой, не заходя в магазин.
А дома еще и потребовалось помочь Салли с домашним заданием – не сказать чтобы особенно сложным, но Салли писала с ошибками, путала слова, да и читала-то не очень хорошо. Ей много раз повторяли, что у ребенка задержка развития. Энни не верила. Дочь просто пряталась от всех в собственной голове, уж Энни-то знала.
Когда она поставила перед Джеффом тарелку, он критически оглядел яйца с двумя полосками бекона и пробормотал что-то насчет того, что утром и вечером одна и та же фигня. Потом голод все же победил, и он принялся за еду.
А потом тарелка полетела через кухню, во все стороны брызнули фарфоровые осколки и куски пищи.
– Яйца непрожаренные, – объявил он, медленно вставая, и Энни попятилась к выходу из кухни. Он двинулся к ней, пришлось отступить к плите, где на сковородке все еще шипел и плевался вытопившийся из бекона жир.
Но сегодня что-то было по-другому. Не с ним – ярость в глазах Джеффа, когда тот, второй внутри его отпихнул пьяницу в сторону и принялся засучивать рукава, была ей знакома. Нет, что-то было не так с ней самой. Она устала принимать удары. Быть пассивной жертвой.
Обернувшись, она обеими руками ухватила сковородку.
Джефф остановился, ухмылка на красной морде вдруг закаменела.
– Хрен ты посмеешь, – сказал он.
Вместо ответа Энни подняла сковородку еще выше. Она была тяжелой, руки дрожали, однако кинься он сейчас на нее, все, что требовалось, – опрокинуть сковородку, позволить ручке вывернуться из рук.
Она отвлеклась на какое-то движение у входа на кухню. Там стояла Салли, худенькая, в выцветшей пижаме с Русалочкой, и сонно протирала глаза, пытаясь разобрать, что же она такое видит.
Джефф шагнул к дочери.
– Са-а-алли, – пропел он, подняв ее на руки и обнимая. Потом с улыбкой повернулся к Энни. – Видишь мамочку? – спросил он. – Она нехорошо себя ведет. Надо с этим что-то делать. Давай-ка вместе подойдем поближе и попросим ее поставить сковородку.
Девочка у него на руках сжалась в комочек, он шагнул к Энни, держа ее между собой и женой, словно щит.
Энни была вынуждена поставить сковородку обратно на плиту.
– А теперь, – ухмыльнулся Джефф, – мамочка плохо себя вела, а мы ведь с тобой знаем, что делают с плохими девочками, правда?
Салли кивнула – она смотрела матери прямо в глаза, и лицо у нее было строгое.
– Плохие получают по заслугам, – сказала она.
Джефф поставил ее на пол и одной рукой отпихнул чуть в сторону. А другой замахнулся.
Начиналось все с ударов наотмашь тыльной стороной ладони – сильных, иной раз костяшки ей кожу рассекали. А когда она падала на пол, он начинал работать кулаками, правда, по лицу уже старался не бить.
Она ждала.
И инстинктивно дернулась, когда он резко выбросил руку в ее сторону. Громкий треск удара оглушил ее, она лишь ошеломленно моргала, глядя, как Джефф отшатнулся назад, ухватившись за кулак другой рукой. Он так ее и не коснулся – и тем не менее сложился сейчас вдвое, баюкая руку. Она отлично слышала, как он что-то ударил – вот только не ее.
– Черт! – сказал он. – Мать твою, ты же мне руку сломала. – Он злобно уставился на нее, явно ожидая увидеть кровь на лице, быстро распухающую скулу. Однако она стояла перед ним так же, как и раньше, без каких-либо внешних повреждений – вот только сердце колотилось так, словно собиралось выскочить из груди.