– Какого хрена?.. – Он снова бросился на нее, выставив другую руку, чтобы схватить ее за горло.
Растопыренная пятерня словно отскочила обратно, Энни услышала какие-то щелчки.
– Вот черт! – Джефф снова отступил на шаг и ошарашенно уставился на левую ладонь, на вывихнутые пальцы.
Энни сказала Салли:
– Марш к себе!
Девочка метнулась прочь.
Джефф опустился на одно колено, хрипло, взахлеб дыша, бешено вращая покрасневшими глазами.
Энни снова взяла сковородку, шагнула вперед и выплеснула жир от бекона прямо мужу в лицо. Кипящий жир разбился обо что-то, ей невидимое, на Джеффа не попало ни капли. Ужас у него на лице, лишь частично различимом за потеками жира, сменился крайним изумлением.
– Я ж тебя убью на хрен, сучка!
Энни, которую внезапно оставили силы, хотя внутри ее распускалось сейчас удивительное спокойствие, поставила сковородку обратно на плиту. Жир собрался в лужу на полу, на невидимом барьере между ней и мужем не осталось ни капельки. Она машинально протянула руку за рулоном бумажных полотенец. В доме они были постоянно нужны, а на кухне рулон был единственным мягким предметом, который можно было прижать к синякам после очередных побоев. Она взяла рулон в руки – и замерла. Потом подняла глаза на мужа, встретила его злобный взгляд и покачала головой.
– Это вряд ли, Джефф. Думаю, с этим покончено. Наконец покончено.
Она смотрела на мужа – и вдруг почувствовала приступ жалости.
– Ну и что ты, злюка несчастный, теперь будешь делать?
Сектор Газа, Израиль.
25 мая, 14.13
Рядовая Сил обороны Израиля Руфь Мойен стояла у КПП: в руках массивная «М-16», на бедрах тяжелый пояс – и смотрела, как прямо на нее летят камни и кирпичи, но не долетают, отскакивая от чего-то невидимого. Некоторые были пущены с такой силой, что от удара образовывалось облачко пыли. Экипаж бронетранспортера у нее за спиной высыпал наружу и столпился у смятого в лепешку носа машины, что-то оживленно обсуждая. Последний приказ – выдвигаться к толпе по ту сторону КПП, чтобы ее разогнать, – как-то сам собой отменился ввиду невозможности его выполнения.
Никто не мог никуда продвинуться. Ни вопящая толпа по ту сторону, ни получившая приказ армия. Над головой кружили дроны, откуда-то с севера доносился рев авиамоторов – далеко и на большой высоте. Что-то ей подсказывало, что авиация столкнулась с похожими проблемами.
Несколькими часами ранее из-за насыпи дороги в трех сотнях метров отсюда в сторону еврейских поселений по высокой дуге вылетели шесть ракет. Все шесть взорвались в воздухе в верхней точке траектории. Триангуляция посредством радаров и дронов позволила точно определить место старта, сразу же был нанесен контрудар, но и эту ракету постигла та же участь – она безвредно сдетонировала прямо в воздухе.
Руфь слышала испуганно-возбужденные голоса в наушниках – подразделения одно за другим вступали в пререкания насчет того, что теперь делать, или требовали приказов. Она ничего не говорила, просто смотрела, не двигаясь и впервые за свою недолгую жизнь не испытывая страха. Палестинцы прекратили швырять камни и всей толпой ломанулись к ним, тут же налетев на одно из силовых полей. Передние ряды прижало к барьеру, а задние еще продолжали рваться вперед. Наконец попытки прекратились, люди захромали обратно, утирая кровь с разбитых носов и рассеченных губ.
Чуть раньше в квартале отсюда случилась перестрелка. Отделение разведчиков наскочило на группу местных, внезапно оказавшихся на расстоянии вытянутой руки. Все принялись орать друг на друга, выяснилось, что местные вооружены, радиообмен, сперва отрывистый, сделался лихорадочным, потом – паническим. Поскольку пули ни в кого не попадали.
Она чуть обернулась – появился капитан Давид Бенхольм, как всегда загорелый, редкая золотистая борода блестит на солнце.
– Даже в лоб никому не дашь, – сообщил он, запустив в бороду пятерню. – В дом не вломишься, никого не арестуешь, не выгонишь. – Он посмотрел ей в глаза. – Патовая ситуация, Руфь. Во всех отношениях.
– И что теперь? – спросила она.
Автомат был перекинут у него через плечо, и он был похож на человека, вдруг разом утратившего всяческую бдительность. Он казался гораздо моложе того воина, которого она привыкла видеть: без колебаний отдающего приказы и нажимающего на спусковой крючок. Да и вообще красавцем. Вытащив пачку «Мальборо», он предложил сигарету и ей.
– Что теперь? Не знаю. И никто не знает.