Далеко в безоблачном небе над ним сиял прекрасный диск, сиял так ярко, что ни один человек не смог бы остановить на нем свой взгляд. Его лучи наполняли комнату и опускались прямо на фараона. Именно те лучи, которые он так хотел изобразить на разноцветных рельефах, украшавших стены храма Атона, хотя ни одна работа человека не смогла бы выразить всю их красоту.
«Они могут говорить, что хотят», — подумал фараон, вспомнив простые обсуждения жрецов, "но Атон не похож на тех богов, которые живут в определенном месте. Он назван в честь Óна, но весь мир видит Его свет и живет его прикосновением. Его обитель на небе, Его лучи обнимают весь мир так же, как и меня. Атон есть Бог всего мира».
Он думал об этом, и как будто все пространство мира открывалось перед ним. Он знал, что за границами его империи были другие страны: Вавилония и Митанни, земли хеттов и Крит, а также острова среди моря и неведомые страны за пределами пустыни и водопадов. У этих народов были другие боги, но небо, распростертое над ними всеми, было все тем же небом; над ними всеми Солнце освещало Его славу, и это было одно и то же Солнце — Атон. Они знали своих местных богов солнца, но не знали Его. Где-то, может быть, дальше, чем Вавилон, среди племен Абенаки, от земли которых Он поднимается, были люди, которые знали Его. Трудно сказать. Но независимо от невежества или знания все люди стремились поклоняться Ему.
Молодой фараон чувствовал трепет восторга, проходящего по телу, как будто он уже был там, вне времени и пространства, видел то, о чем никто раньше не мечтал: один Бог — Солнце, и единый народ — человеческая раса — объединен любовью к Нему.
И он сочинил гимн единому богу:
Великолепна твоя заря в горизонте небес,
Живущий Атон, Бог и начинание жизни.
Когда ты восходишь на Востоке,
Каждую землю наполняешь ты своей красотой
Было справедливым, чтобы Бог всего мира занимал в сердцах людей больше места, чем те боги, чья власть была ограничена городами, царствами и даже империями. Фараон решил почитать Атона выше всех богов Египта. И он подготовил два указа, в котором одна часть дополнительных доходов, ранее приписываемых храмам Амона, должна была использоваться для прославления единого Солнца; а в другом указе говорилось, что он желает, чтобы впредь Фивы, город Амона, назывались «Городом-ярчайшего-Атона».
Царица Тия слушала с сочувственным интересом все, о чем рассказывал ей сын о своем представлении Атона, однако она была против этих указов. «Возможно, Вы правы», — сказала она ему, хотя его идея Бога, кто был Богом всех народов, казалась довольно странной даже ей. «Но религия — это одно, а управление страной — другое. Вы только спровоцируете священников своими указами, и они, в свою очередь начнут подстрекать народ на восстание»
«В таком случае, что я должен сделать?».
«Оставьте всё как есть. Позвольте священникам зарабатывать деньги, как они к тому и привыкли, и позвольте своим людям почитать многих богов, согласно их старинным обычаям. Нельзя заставить верблюда пить, если он не хочет; так же и нельзя дать знание тем, кто его не ищет».
«Но, — сказал Царь, — Я знаю, что Атон, мой Отец, является Богом всего мира, превыше всех остальных богов, как небеса выше земли. Я должен пренебречь Им и обмануть моих людей, чтобы понравиться священникам? Нет. Я буду испытывать высокомерие священников, проповедовать правду и учить людей поклоняться Богу богов, во всей Империи и за её пределами». Он говорил с такой страстностью, что Тия поняла, что он был настроен следовать своим планам до самого конца. Однако она в последний раз обратилась к нему, суммируя опыт всей своей жизни:
«Люди не хотят истины; они хотят покоя. Вы поймете это в один прекрасный день, если священники позволят Вам править достаточно долго».
«Они не покоя хотят, а дремоты души», — ответил Фараон. «Я буду пробуждать их». И он добавил, выражая в простых словах абсолютный опыт человека любого поколения: «Не может быть никакого настоящего покоя без Истины».
Мать удивленно взглянула на него. Фараон был простым мальчиком пятнадцати лет; откуда он почерпал свою необычную мудрость, столь отличающуюся от её или от чьей-либо ещё? Тия помнила пророчество, которое было сделано во время его рождения: «Он покажет миру истинное лицо своего Отца». Теперь она поняла: речь шла не о покойном Фараоне, Аменхотепе Третьем, а о вечном Солнце, предке египетской расы.