Послѣ первыхъ привѣтствій, ему не трудно было замѣтить во мнѣ перемѣну; я была не такъ свободна съ нимъ въ обхожденіи и не такъ весела, какъ прежде; скоро у меня на глазахъ появились слезы и я начала плакать. Онъ нѣжно ласкалъ меня и спрашивалъ, что со мной. Я бы охотно отказалась отъ объясненій, но я была не въ силахъ больше притворяться, я страстно желала открыть ему все и потому, послѣ недолгихъ его настояній, объяснила, что меня страшно мучитъ одно обстоятельство, которое я едва могу скрывать, а между тѣмъ не знаю, какъ разсказать, съ чего начать, тѣмъ болѣе, что это обстоятельство неожиданно застало меня врасплохъ, и безъ его совѣта я не могу придумать, что мнѣ дѣлать. Онъ нѣжно утѣшалъ меня, говоря, что какъ бы ни было велико мое горе, я не должна тревожиться, помня, что онъ навсегда останется моимъ покровителемъ.
Ободренная его ласками, я начала издалека. Я сказала, что мнѣ кажется, будто его мать и сестры узнали о нашей связи, что легко заключить изъ перемѣны ихъ отношеній ко мнѣ; теперь онѣ находятъ во мнѣ такіе недостатки, какихъ не видѣли прежде; онѣ высказываютъ мнѣ недовольство мной, заводятъ со мной ссоры, безъ всякаго повода съ моей стороны. Прежде я всегда спала съ его старшей сестрой, недавно же меня перевели сначала въ отдѣльную комнату, а потомъ положили въ комнатѣ горничной. Нѣсколько разъ я слыхала, какъ онѣ дурно отзываются обо мнѣ; но важнѣе всего то, что онѣ готовятся меня выпроводить отсюда совсѣмъ, о чемъ я узнала отъ горничной.
Слушая меня, онъ улыбался, и потому я спросила, неужели можно такъ относиться къ моимъ словамъ, неужели можно смѣяться въ виду моей гибели, если дѣйствительно обнаружилась наша связь; разумѣется, прибавила я, погибну я, а не вы, но во всякомъ случаѣ я думаю, что и вамъ будетъ не легко. Я упрекала его, что онъ похожъ на всѣхъ мужчинъ, которые забавляясь честью женщины, играютъ ею какъ куклой и считаютъ пустякомъ паденіе той, которая уступила ихъ желанію.
Увидя, что я серьезно разгорячилась, онъ сразу измѣнилъ тонъ и началъ говорить, что его огорчаетъ мое мнѣніе о немъ, что онъ не далъ мнѣ ни малѣйшаго повода такъ думать и что мое честное имя для него такъ же дорого, какъ свое собственное; правда, мы очень искусно обставили свой союзъ, никто въ семьѣ не подозрѣваетъ насъ, и если онъ смѣялся, слушая мой разсказъ, то причиной этого была увѣренность въ томъ, что ни одинъ свѣтлый лучъ не выдалъ нашей связи, и когда онъ разскажетъ, почему онъ убѣжденъ въ полной нашей безопасности, тогда я также весело посмѣюсь съ нимъ.
— Я не понимаю вашихъ таинственныхъ намековъ, — сказала я, и не понимаю, можно ли смѣяться, когда знаешь, что тебя хотятъ вытолкать за дверь. Если никто не подозрѣваетъ нашей связи, тогда что же заставило вашихъ родныхъ отвернуться отъ меня послѣ того какъ они относились ко мнѣ съ такой нѣжной любовью, что я готова была считать себя ихъ дочерью?
— Видите ли, дитя мое, сказалъ онъ, вы дѣйствительно служите невольной причиной ихъ тревоги, хотя они далеки отъ истины и подозрѣваютъ не меня, а моего брата Робина, который даетъ поводъ думать, что онъ ухаживаетъ за вами, не переставая открыто толковать о своей любви и тѣмъ ставя себя въ глупое и смѣшное положеніе. Дѣйствуя такимъ образомъ, онъ, разумѣется, виноватъ передъ вами, такъ какъ онъ видитъ, что это раздражаетъ родителей и возстановляетъ ихъ противъ васъ; но съ другой стороны, мы выигрываемъ, потому что съ насъ снимается всякое подозрѣніе, и я полагаю, что вы довольны этимъ такъ же, какъ и я.
— Да, отчасти довольна, отвѣчала я, хотя ихъ заблужденіе нисколько не измѣняетъ моего положенія; но не это главнымъ образомъ мучитъ меня, не смотря на то, что у меня и безъ того есть на это много причинъ.
— Но что же васъ мучитъ? спросилъ онъ.
Я залилась слезами и не могла вымолвить слова; онъ, какъ могъ, старался успокоить меня, прося объясниться; наконецъ, я сказала, что считаю своею обязанностью откровенно разсказать ему все, такъ какъ онъ имѣетъ на это нѣкоторое право, и кромѣ того я поставлена въ такія затруднительныя условія, что безъ его совѣта я не съумѣю ничего сдѣлать; затѣмъ я передала ему исторію съ братомъ, объяснивъ его неблагоразумное поведеніе въ томъ смыслѣ, что если бы онъ не дѣйствовалъ такъ открыто и хранилъ бы въ тайнѣ свое чувство ко мнѣ, тогда я могла бы смѣло отказать ему, не объясняя причинъ; послѣ чего, спустя нѣкоторое время, онъ навѣрное прекратилъ бы свои искательства, между тѣмъ какъ теперь моя нерѣшительность поселяетъ въ немъ увѣренность, что я не откажу ему, и потому онъ, не стѣсняясь, разсказываетъ всѣмъ о своемъ намѣреніи жениться на мнѣ.