НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Она обвивает его с нарастающей страстью,
горят её бёдра, ноги и руки дрожат,
Под бурный дождь поцелуев любимого мужа
подставить спешит лицо, и шею, и грудь.
«Нет-нет!» — она шепчет, а всё горячее льнёт,
«Нет-нет!» — повторяет, отбросив последний стыд,
«Нет-нет!» — она стонет, кончая обряд любовный...
Ах, если б при этом хоть раз прошептала: «Да!»
АБХИНАНДА
Не схватилась руками за пояс она,
и одежда, раскрывшись, к ногам упала,
Лишь всё чаще глядела она на светильник —
на высоко горящий толстый фитиль,
А когда подошла вплотную ко мне,
взволновались её молодые груди, —
Каждым жестом она выдавала любовь,
каждым словом её отрицать продолжала.
АЧАЛА
Как я рассмотреть любимого
могла, о моя подружка,
Когда глаза мои плавали
в слезах волненья и радости?
И как было мне почувствовать
блаженство его объятий,
Когда я покрылась, как панцирем,
знобящею, съёженной кожей?
БХАВАБХУТИ
Пока, прильнув щекой к щеке,
так сладко мы тайком шептались,
И наших рук чудесный узел
нам не хотелось расплести,
Пока, забыв про всё на свете,
мы счастьем нашим упивались,
Ночь крадучись ушла, и утро,
блеснув, застало нас врасплох.
ЛАКШМИДХАРА
Их души давно уже сплетены,
а руки стыдятся — сплестись боятся,
То страсть готова вот-вот прорваться,
то снова её оттесняет стыд...
Томятся два юных влюблённых сердца
в огне то смущения, то желанья,
Но хоть и чудесен цветок их встречи,
кто знает, каков ещё будет плод?
ЛЕТО
МАНГАЛАРДЖУНА
Объятья наших жён, чьи влажные глаза
с глазами диких оленят поспорят,
Их свежие от долгого купанья,
сандалом пахнущие, гибкие тела,
Бутоны яркие, вплетённые в их пряди —
всё так волнует взоры и сердца,
Что снова страсть растёт, чью силу иссушили
дня знойного палящие лучи.
БАНА
В этот самый знойный, жестокий месяц,
в этот месяц — губитель цветов и надежд,
Иссушитель лоз, мучитель оленей,
ненавистник жасмина, томитель пчёл,
В этот месяц, что выпил до дна все озёра,
пыль вздувает, поджаривает небеса,
Под лучами палящими, путник бедный,
как шагать тебе дальше, как дальше жить?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Стайка доверчивых ланей робко сгрудилась
невдалеке от колодца, — там, у источника сидя,
Девушка тихо поёт, и ласковый голос чарует,
плавно качаясь, как колыбельная песня.
А вдоль дороги деревья шелестом свежей листвы
свежие нам навевают мечты и надежды,
Вздохами лёгкого ветра сдувая капельки пота
с тёмных, усталых странничьих лиц.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Взгляни, как птицы клювами рыхлят
иссохшее от зноя оперенье,
И крыльями взъерошенными машут,
пытаясь жар несносный отогнать,
А цепкими когтями, пригибаясь,
всё крепче держатся за край гнезда,
Чтоб не свалиться от ударов резких
порывистого ветра с южных гор.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Над едва оперившимся диким гусёнком,
хоть ему и прохладно средь лотосов и камышей,
Мать-гусыня любовно простёрла широкие крылья,
словно белым зонтом от жары защищая птенца.
А ручной попугайчик, чей клювик от жажды иссох,
притулясь на груди у красавицы томной,
Хочет склюнуть хотя бы одну из жемчужин ее ожерелья,
тщетно их принимая за капли росы.
БХАВАБХУТИ
Небо с приходом жестокого лета
накинуть спешит покрывало из пыли,
Поднятой ветром, чтоб словно зонтом
землю прикрыть от палящего зноя.
И пчёлы нектар осторожней пьют,
садясь на коралловые деревья,
С опаскою смотрят: цветы на ветвях
или огни лесного пожара?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Прохлада, что сперва таилась под водой,
потом с сандаловою мазью ненадолго
Сдружилась, с лилией плавучей, с лунным светом,
а днём в тени бананов отдыхала.
Теперь пришла пора палящих летних дней,
и всё же эту дивную прохладу
Найти возможно и сейчас, — но где?
Лишь здесь, на ласковой груди моей подруги.