НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Когда проходит мимо эта девушка,
длинноволосая и ланеглазая,
Из-под брови, приподнятой, танцующей,
стреляя взглядом жгучего зрачка,
Я — сам не свой: то заливает пот меня,
то бьёт озноб... И страсть с такою яростью
Бросается на плоть мою злосчастную,
как на солому — языки огня.
ВАЛЛАНА
Сказать, что вскоре опять глазам моим радость
подарит её красота, — это слова безумца,
Невестой моею представить её так же дико,
как думать, что можно слона поднять на ладони.
Но всё же и это так много: то, что мы оба —
моя чаровница и я — воплотились единовременно,
Что видеть её мне дано, — наверно, в награду
за праведные дела в былых воплощеньях.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Бесспорно, стрелок Камадэва —
всего лишь усердный слуга
Этой прекраснобровой
и своенравной девы:
Сразу, незримый, спешит он
к тому, на кого укажет
Она только лёгким движеньем
остро-прищуренных глаз.
ЧИТТУКА
Сперва застывшим от восхищенья,
потом отшатнувшимся в быстром испуге,
Стыдливо склонённым на миг — и вновь
раскрывшимся, будто жадно пьющим,
Удержанным путами благонравья,
но снова раскованным, снова страстным —
Таким был изменчивым, многообразным
её устремлённый к любимому взор.
КАЛИДАСА
Тело моё упрямое
шагает вперёд и вперёд,
А беспокойные чувства
обратно, обратно летят, —
Так и у знамени шёлкового
полотнище развевается,
Когда его против ветра
на крепком древке несут.
ДАНДИН
Нижней губки улыбчивой
нежный и влажный коралл —
Как тропинка в пустыне,
ведущая нас к роднику:
Ведь найдётся ли сердце,
скажи, дивноликая дева,
Что, узрев ту тропинку,
от жажды страдать не начнёт?
КАЛИДАСА
Созревшие груди её высоки,
а чудесный пупок — глубок.
Пленительны складочки на животе,
хоть стан и гладок, и прям,
Светятся в каждом движенье её
и мягкость, и милый нрав.
Глядит, словно любит меня, но молчит
лишь улыбкой со мной говорит.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Смело по двору ходит любовь моя,
если ж я подойду — уходит,
На других, на счастливцев, с улыбкой глядит,
мне же дарит всего полвзгляда.
Звонко дразнит таких же, как я, молодых,
а со мною молчит, потупясь...
Видно, вправду считает ниже меня,
недостойней, чем все остальные.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Счастлив тот, кто проводит ночи,
обессилев от игр любовных,
Прислонясь успокоенной грудью
к пышным грудям своей подруги.
От шафрана влажны её груди,
как слоновьи виски, округлы,
И в плену её рук он может
сразу вплыть в самый сладкий сон.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Как глуп поэт, что женское лицо,
живое, страстное, с луной бесстрастной
Решит сравнить! Где на луне увидишь
такие взоры, жгущие огнём?
Где на луне хоть раз заметишь ты
лукавые, танцующие брови?
Где на луне найдешь ты бурный гнев,
и слёзы ревности, и смех счастливый?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Только до той поры помышляют
освободиться от бренного мира
Те, чьи сердца надломлены горем,
смертью родных, разлукой с друзьями,
Пока нежданно их не ужалит
гибкая, угольно-чёрная змейка —
Взор мимолётный, взор обжигающий
стройной юницы с глазами газели.
ДХАРМАКИРТИ
«Молода, свежа, газельи глаза,
а лицо — как едва распустившийся лотос,
Расцветать только начали груди-бутоны...»
Хватит, глупое сердце, меня соблазнять!
Заблуждаешься ты, насладиться желая
той водой, что тебе показал мираж,
Берегись же — и снова, обмануто страстью,
не шагни на коварную эту тропу.
КАЛИДАСА
Когда средь гостей и я появился,
быстро она отвела свой взор
И засмеялась в ответ на слова,
которые вовсе меня не касались.
Вот так она тонким своим поведеньем,
благовоспитанности повинуясь
Сумела не выдать свою любовь,
но и сумела её не спрятать.