ШРИ ХАРША
Скажи мне, милая невинная подружка,
кто тот счастливец, на кого твои глаза
И нерешительно, и всё же мягко, нежно,
вдруг разучась мигать, сейчас глядят?
Лишь миг они глядят ему в лицо
и тут же в сторону спешат стыдливо,
И чуть дрожат пугливо, скрыть пытаясь
любовь, зажёгшуюся в сердце у тебя.
ПАРАМЕШВАРА
Стройная, чуть повернулась дева
и, обнажённые руки подняв,
Пальцами гибкими стала завязывать
узел высоко уложенных кос.
При этом, блеснув уголочком глаза,
острой груди волну показав,
Взор она яркий метнула — на цепь
из ярких плавучих лилий похожий.
КЕШАТА
Муж воротился, наконец, домой,
был труден путь в песках, по бездорожью.
Глядит жена — с лица его не сводит
трепещущих от слёз, счастливых глаз,
Потом спешит верблюду предложить
охапки веток, пальмовые листья
И ласково узорным краем платья
с клокастой гривы смахивает пыль.
КАЛИДАСА
Стройная мимо него прошла,
но тут же внезапно остановилась
И оглянулась — как будто травинкой
острой себе поцарапала ногу.
Дальше шагнула и снова лицом
к нему обернулась, — казалось, хотела
Край сари от веточки отцепить,
хоть он и вовсе не зацепился.
БАНА
Ладони, что чашей сложил он, направясь к ней,
не просто просьба воды ключевой напиться,
И головой покачал он, её красотой восхищаясь,
а не потому, что жажду спешит утолить,
На теле его ощетинились все волоски
от страсти, а не прохлады воды прозрачной…
Так странно себя этот странник ведёт молодой,
увидев красивую девушку возле колодца.
КАЛИДАСА
Ты вновь и вновь касаешься на миг
её прищуренных, дрожащих глаз,
Потом, как бы нашёптывая тайны,
над самым ухом розовым жужжишь,
Опустит руки чуткие она,
и пьёшь нектар ты губ душисто-влажных,
Мы здесь, у райских врат её, томимся,
а ты, пчела, уже проникла в рай.
РАДЖАШЕКХАРА
О госпожа, свежих губ цветок
хоть раз приоткрой, — и коралл побледнеет,
Пошли хоть волну чудесного взора, —
и яркая лилия сникнет в пруду,
Одежды свои хоть слегка приоткрой, —
и даже золото чёрным станет,
Лицо подними, и тогда — о чудо! —
в небе появятся две луны.
РАДЖАШЕКХАРА
То словно жемчужные ожерелья
он рассыпает на пол дворцовый,
То щедро разбрасывает вокруг
букеты душисто-цветущей кетаки,
То по небу льётся молочно-белым
лунным сияньем, — так всякий раз
Мгновенный взор дивнобровой девы
новым обманом чарует нас.
РАДЖАШЕКХАРА
Дева с изогнутыми бровями,
играет — вращает диск на шнуре,
Так быстро и ловко кружась, что при этом
как будто три зонта создаёт:
Один — из широкой шёлковой юбки,
другой — из чудесных жемчужных бус,
А третий — из дивных, легко-летящих,
кружащихся с ней длиннозмейных кос.
РАДЖАШЕКХАРА
Кто сможет сияньем луны утолить
жажду, хоть в этом сиянье — бессмертье?
Кто сможет из лотосовых стеблей
соткать и сшить для себя одежду?
Как чашей измерить густой аромат
гирлянды, сплетённой из бакул цветущих?
И как даже самый чудесный сон
мне девушку эту создаст темноглазую?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Без сомнения, пища богов чудесна,
мёд, конечно, сладок всегда, как мёд,
Верно также, что очень вкусны плоды,
от которых склоняются ветки манго.
Но пускай непредвзятый знаток мне скажет:
может в мире найтись что-нибудь, чей вкус
Был бы хоть вполовину таким же сладким,
сколь волшебно-сладки её уста?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Метнёт она тонкий свой полувзгляд,
смущённый и нежный, и посрамляет
Красу даже тёмных плавучих лилий
и светлый блеск молодого вина;
Нектар, считавший себя всех слаще,
с насмешками гонят теперь со двора;
Лишь яд остаётся, — в тоску превратясь,
тайком он входит в сердца влюблённых.
ДОЖДИ
