Керри Гринвуд
Радости земные
Книга посвящается удивительной женщине, Саре-Джейн Ри.
Я также благодарна Дженни, Алану, Дейфидду, Денису, Джей Френсис, Хенри Ниссену, Ричарду Трегиру, Ричарду Ревиллу, Джону Ландау, Келли Флэнаган, Эдду Джерретту, Майклу Уорби, Этли, Белладонне, Эшу и всем, кому не безразличны пропавшие, похищенные и сбившиеся с пути.
Еще эта книга посвящается светлой памяти сестры Конни Пек, которая и сейчас дает господу богу прикурить за его небрежение к вдовам и сиротам.
Эта история – художественное произведение, и все ее герои, равно как и город Мельбурн, в котором происходят все описанные события, – плод моего воображения.
Глава первая
Четыре часа утра. И кто только придумал четыре утра?
Отрываю голову от подушки, шлепаю по кнопке будильника, нащупываю босыми ступнями тапочки, наступаю на что-то пушистое и окончательно просыпаюсь от оглушительного вопля.
Черт! Горацио, как и подобает благовоспитанному коту, пришел пожелать мне доброго утра, а я начала новый день с дурного поступка – отдавила ему хвост. Мероу наверняка сказала бы, что это негативно отразится на моей карме.
Конечно, если бы Горацио со столь завидным упорством не раскладывал свой хвост на моих шлепанцах, число подобных происшествий значительно сократилось бы, и мой кармический долг не был бы таким непосильным. Может, в другой жизни я стану мышкой, и мы с ним наконец сочтемся?
Отвергнув недостойную мысль о том, что Горацио преднамеренно подсунул свой хвост мне под ноги, я минут десять рассыпалась в извинениях. Бедный котик! Нехорошая толстая тетка наступила на полосатый, ни в чем не повинный хвостик. Может, свежее молочко поможет котику перенести это оскорбление?
Помогло. Пока Горацио воздавал должное молоку, я включила обогреватель, зарядила кофеварку (каждый булочник начинает день с чашечки кофе), оглядела скромную мрачноватую кухню, слегка поежилась и натянула халат. Я всегда одеваюсь на кухне: в спальне обогревателя нет. Там станет тепло потом, когда разогреются печи на кухне: ровно в четыре утра они включаются автоматом, вместе с вентиляторами – я всегда слышу их гудение, когда вырубаю будильник.
Да, скажу я вам, неприглядная это картина – утро пекаря. Волосы растрепаны, на лице ноль косметики, под глазами темные круги… Еще бы! Попробуйте встать в такое время, когда все уважающие себя люди сладко спят. В этот час худые лица здорово смахивают на обтянутые кожей черепа, ну а толстые напоминают иллюстрацию из раздела «Жировоск» учебника судебной медицины. Я толстушка, так что в моем случае это точно трупный воск. Ухмыльнувшись при виде своего отражения в зеркале, я умываюсь, надеваю спортивный костюм и разогреваю в тостере несколько кусочков сдобного хлеба с финиками и грецкими орехами.
Недурственно! Разве что немного пресноватый. Надо будет в следующий раз добавить побольше меду.
Я занялась выпечкой хлеба, потому что хотела стать бухгалтером. Будьте снисходительны – такая уж у меня логика. Просто мне нужна была работа на полдня, чтобы оставалось время для учебы в колледже, и я ее нашла: меня взяли помощницей в итальянскую пекарню. С четырех до девяти утра я месила тесто, что не мешало мне посещать лекции по экономике, даже несмотря на то, что на занятия я прибегала слегка присыпанная мукой.
Время шло, и цифры становились все скучнее, а выпечка все увлекательнее. Для меня процесс изготовления хлеба сродни алхимии. Смешиваешь муку с водой, добавляешь дрожжи – и в результате получаешь горячий ноздреватый хлеб с румяной хрустящей корочкой…
В четыре утра мозг частенько дает сбои. О чем бишь я? Ах, ну да! Я точно помню тот момент, когда приняла это судьбоносное решение. В один прекрасный день, в самый разгар деловой встречи (речь шла о передаче контрольного пакета акций), когда босс распинался по поводу колебаний валютного курса, а я, по идее, должна была с восторгом внимать, у меня в мозгу вдруг что-то щелкнуло. Мне просто стало все равно. Передо мной сидел наш клиент, отягощенный кучей проблем, а мне было наплевать. Ведь у этого мерзавца и так денег – куры не клюют!
С таким отношением к делу работать – во всяком случае работать бухгалтером – нельзя. Оставив на столе у босса заявление на выплату увольнительного пособия, я отправилась домой. С наслаждением скинув ненавистные туфли, я сняла надоевший деловой костюм с дурацкими подкладными плечиками, облачилась в спортивные штаны и футболку и поклялась, что больше ни за что в жизни не надену шпильки и стану зарабатывать на пропитание себе и Горацио иным способом. Я вернулась в пекарню и стала трудиться там полный рабочий день, чтобы полностью овладеть профессией. Когда я уходила из семейного предприятия булочников Пальяччи, папаша Тони, расчувствовавшись, презентовал мне порцию своей фирменной дрожжевой закваски.
Она и теперь со мной, жива и здоровехонька, поднимается в бадье, а я подкармливаю ее сахаром и держу в тепле. Закваску нужно холить и лелеять. Мамаша Пальяччи, между прочим, имела обыкновение разговаривать со своей закваской. Пока у меня не было Горацио, я тоже иногда разговаривала. Теперь же чаще общаюсь с котом и очень надеюсь, что закваска на меня не в обиде.
Сейчас я держу собственную пекарню «Радости земные» в центре города на Каликоу-элли. Слыхали про Иеронима Босха? Вон на стене рядом с витриной репродукция его «Сада радостей земных». Картину с удовольствием разглядывают покупатели, если им приходится пару минут постоять в очереди.
Мне нравится жить в городе. Даже в четыре часа утра тут бурлит жизнь, хотя, откровенно говоря, это не всегда к добру. У нас в районе полным-полно наркоманов. Поэтому мне пришлось разориться на жутко дорогие кодовые замки со штырями и двери из нержавейки. Не могу же я рисковать здоровьем людей: вдруг какой-нибудь нарик вломится ко мне в пекарню и уронит шприц в тестомешалку? Придется выбросить чертову уйму хлеба!
На столе лежит стопка вчерашней почты. В основном счета на имя пекаря Коринны Чапмен. И еще одно престранное послание религиозного содержания, обвиняющее меня в том, что я распутная женщина. Набрано на компьютере – в наш век информационных технологий любой придурок может изготовить приличного вида листовку. «Возмездие за грех – смерть», гласило оно. Что за дичь!
Горацио положил мне лапку на колено, деликатно намекая, что он не прочь приступить к утренней трапезе. Я отодвинула послание в сторонку – потом прочту. Город кишит психами. Насыпая в плошку сухого корма, подумала: интересно, кому пришло в голову делать кошачий коктейль в виде сердечек и рыбок? Вряд ли это имеет какое-либо значение для кошек. Да мой Горацио, если проголодается, смолотит все что угодно, в том числе и кошачий алфавит, даже если из букв-подушечек сложится слово «ОТРАВА», и прекрасно обходится без специальной миски с надписью «КОТ». А кому еще приспичит грызть забавные фигурные сухарики со вкусом рыбы из плошки, стоящей на полу, даже если в них содержится полный набор витаминов и минеральных элементов? Не знаю. Я, во всяком случае с тех пор как стала взрослой, таких любителей еще не встречала.
Пора печь хлеб. Налив вторую чашку кофе, спускаюсь по лестнице в пекарню. Снизу уже поднимается тепло. Покончив с завтраком, Горацио составит мне компанию. Будучи джентльменом, он считает недопустимым принимать пищу в спешке. И потом он должен привести себя в порядок: нельзя же спускаться вниз с крошками на усах! В пекарне его ждет встреча с Мышиной Полицией – суровой, но милой парой, значительно уступающей ему в изысканности манер. Горацио – истинный аристократ. Иной раз меня посещает мысль, что я – увы и ах! – не в силах соответствовать его высоким представлениям об истинной леди.
Вхожу в пекарню, щелкаю выключателем и жмурюсь от яркого света. А в ноги мне бросается Мышиная Полиция, давая понять, что всю ночь трудилась, не покладая лап, и за свое рвение заслуживает добавки «Китти Динз».
Пересчитав трупы – семь мышей и (брр!) восемь крыс, одна размером с котенка, – я поблагодарила четвероногих блюстителей порядка за отличную службу и поощрила материально, насыпав в плошки еду.