И вдруг фигурка, представляющая на полу вследствие своих свободно болтающихся конечностей довольно-таки бесформенную кучу, потянулась кверху и тут же бессильно упала обратно на пол. Но спустя несколько мгновений она вскочила и начала плясать. Нет! Это не был механизм, совершающий запрограммированные движения! Это было живое существо, которое творчески варьировало пляс, било руками по голяшкам, быстро вертелось — никакой механизм не проделал бы этого. Кроме того, где же спрятан этот механизм? На голой картонке?
Пляс внезапно прервался — плясун упал.
Мы думали, что это конец представлению, но нашему артисту этого показалось мало: он снова стал напевать, и фигурка еще раз вскочила, поплясала и упала.
— Ну все! — сказал чудодей.
Тем все и закончилось.
На другой день юный маг мне сообщил, что родом он из окрестностей Алма-Аты, каких-нибудь 40 км от города… Воспитал его отчим, обладающий от природы необычными способностями.
К отчиму приходили курильщики и пьяницы, желающие избавиться от своей дурной привычки, и, если отчим их призывал, они действительно переставали и пить и курить. Отчим многое может — он от природы такой. Его даже вызывали в Москву в какой-то институт и предложили там остаться. Отчим не захотел и вернулся домой. Раньше он работал бухгалтером, а теперь перешел в сторожа во фруктоводческом совхозе. И ему это очень выгодно: другие сторожа берут на ночь под охрану по три гектара, а отчим — целых двенадцать, и никто у него яблока не украдет.
— А почему не украдет? — спросил я.
— Да зайти-то на участок вор может и яблок тоже может нарвать, но уйти ему никак невозможно.
— Как так — невозможно?
— Да очень просто: он видит перед собою ямы и пропасти и боится шагу ступить. А тут отчим подходит и говорит: «Вытряхивай!»
Далее он сообщил, что умению заставлять фигурку плясать обучил его отчим. Три месяца в подполье упражнялся. Потом захотел блеснуть выступил на сцене местного клуба. Сделал две фигуры, по метру каждая, и заставил их вальс танцевать. Это было трудно, и отчим сидел среди зрителей и помогал. Так публика прямо ошалела, пришла в дикий восторг, схватила его…
— Они меня чуть не разорвали, — припомнил он боязливо.
Адрес отчима я записал, но след юноши, фамилии которого я не называю, потерялся… Но если какой-либо институт им заинтересуется, найти, думаю, можно. А теперь я расскажу о моем первом, можно сказать «детском», опыте «столоверчения».
Столоверчение
Пропагандисты невежественны, несмотря на свои профессорские и другие ученые степени… Они объясняют движения столов на спиритических сеансах непроизвольными движениями рук участников, производящих неосознанные надавливания на стол, и называют это идеомоторными движениями. Но как можно объяснить идеомоторными движениями пляску стола, которого не касается ни одна рука, чему я сам был свидетель? Факты упрямая вещь!
Латвия. Приблизительно — 1908 год. Суббота. Зимний вечер в домике с пристроенной кузницей. В сотне шагов от домика — корчма. На улице не холодно, еще не совсем темно. Прибалтийское небо первой половины зимы затянуто серыми облаками. В комнате горит керосиновая лампа — уютно, тепло.
И вот открывается дверь, входит отец и в руках у него столик — желтенький, легонький, на трех ножках, обычной формы.
— От соседей принес, — пояснил он, — в нем нет ни одного гвоздя. Будем спиритический сеанс устраивать.
Поставили столик посреди комнаты. Вокруг него сели отец, мать, мой старший брат, я и еще позвали подмастерья Вилиса, который работал в кузнице. Все положили руки ладонями на стол, сидели и ждали. О том, что нужно образовать так называемую «цепь», то есть держать руки так, чтобы они соприкасались с руками соседа, мы ничего не знали, и, как увидите, тем не менее получилось… Время от времени задавали вопрос:
— Дух, ты здесь? Если здесь, стукни один раз.
Сидели долго без результата. Но потом, после очередного вопроса, столик медленно наклонился и стукнул приподнятой ножкой. У большинства из нас вырвалось тихое «ах!» Потом стали задавать столику различные вопросы, примерно такие:
— Дух, сколько лет Вилису, который сидит за этим столиком?
И столик правильно отстукивал 2 1.
Когда требовался ответ, выраженный числом, «разговаривать» со столиком было легко — надо было просто сосчитать ответные стуки. Но когда требовались ответы другого рода, то разговор происходил, примерно, так:
— Заберут ли меня в этом году в солдаты? — спрашивал Вилис. — Если да — стукни один раз; если нет — стукни два раза.
И столик отчетливо стукнул два раза, Вилис просиял…
Вопросы сыпались самые разнообразные, и столик все больше и больше оживлялся; стук его становился громче… Так длилось довольно долго, но наконец больше спрашивать было нечего. Сеанс прекратили и столик прислонили к уголку.
В воскресное утро сеанс повторили, но уже в другом составе — пришли соседи, которым тоже хотелось посмотреть на это диво. Меня не допустили. Да мне и некогда было — пришли друзья, мальчики и девочки, жившие за лесом, приблизительно в километре от нас. Старшему из них было 14 лет, мне 13, остальным двум по 13 и 12; всего нас было четверо.
Когда взрослые свой сеанс закончили и немного взбудораженные ушли в корчму «освежиться» полдюжиной кружек пива, мы, четверо мальчишек, взяли еще неостывший от множества рук столик и положили на него свои ладони. Не прошло и четверти часа, как он стал отвечать на наши вопросы, содержания которых уже не помню, но были и такие:
— Столик, можешь ли ты вызвать дух Пушкина? — и столик стучал утвердительно.
— Пушкин, ты здесь?
После утвердительного ответа Пушкину задавались вопросы не по части литературы, а чисто бытовые. И это потому, что великий поэт должен быть честным, значит — не соврет.
Но самое главное впереди. Когда нам уже нечего было больше спрашивать, то одному из нас (не помню кому, возможно, мне) пришла в голову гениальная мысль — надо сделать опыт: что будет, если мы, четверо мальчишек, одновременно снимем руки со стола, засунем их в карманы брюк, сделаем шаг назад и тогда, когда ни одна рука не касается стола, скажем ему: «Пляши», будет он плясать или нет?
Сказано — сделано, мы все снимаем руки, отступаем от столика на шаг и говорим: «Пляши!»
И столик заплясал. В чем выражалась его пляска? Как обычно при стуках, он, опираясь на две ножки, приподнимал третью и однообразно ею стукал. Вот тут уж мы действительно смотрели на него, как зачарованные — ведь это был кусочек сказки, ставшей явью. До тех пор, пока чьи-то руки касались столика, оставалась почва для подозрений, что владелец руки, может быть, нажимает на него или что-то другое умышленно делает… Но тут отдаленный от нас пространством неживой предмет плясал по нашему приказу. Неживой ли? Ведь он понял приказ и выполняет!..
Потом нам показалось, что наш приказ выполняется не так, как следует, разве это пляска — притопывать одною ногою?
Из всех названий танцев того времени я вспомнил только одно и крикнул столику: «Танцуй крейцпольку!»
Я сам не имел понятия, как исполняют именно этот старинный танец, но столик послушно начал танцевать по-другому. Опираясь на одну ножку, он приподнимал две и, балансируя, с трудом (как мне казалось) поворачивался — ведь в любой польке надо вертеться…
Опыт, казалось, был завершен, Я подхватил столик и поставил его в прежний угол. Но история эта имела свое продолжение. Сеансы взрослых с моим участием и без меня повторялись. Прислушиваясь к ответам столика, я убедился, что он не всеведущ и иногда врал. Один за другим у меня накапливались факты, из которых я сделал два вывода: 1. столик знает не больше, чем сидящие за ним люди; 2. он отвечает так, как хочется большинству присутствующих. В этом в особенности убедил меня такой факт. У моей тетки украли лошадь. Была поднята на ноги полиция, проводились поиски. Тетка, услышав, что у нас имеется столик, через который «духи» отвечают людям, примчалась к нам, и мы сели за столик вопрошать, удастся ли тетке вернуть украденного коня или нет. Ясно, что все мы сочувствовали тетке, и нам очень хотелось, чтобы конь отыскался. И столик подтвердил наши чаяния звонко отстуканным «Да». И… соврал. Никогда больше тетка не увидела своего коня.