Иван понял, что спорить бесполезно, но еще долго не мог успокоиться.
Чуть не каждый день Алексей Миронов выдвигал какую-нибудь новую идею. Разные его проекты, один другого фантастичнее, находили горячую поддержку молодежи. Миронов брался и за организацию народного дома, и за сочинение обращения к населению земного шара, в котором призывал развернуть борьбу за победу всемирных Советов.
Не все удавалось. Но одна его идея — превратить пивную, что стояла возле дороги недалеко от заводских ворот, в книжную лавку — удалась блестяще. Лавка почти всегда была набита битком. Торговала миловидная девушка в кумачовой косынке. Когда ревел гудок, в лавочке дребезжали стекла, а девушка закрывала глаза и затыкала уши. Алексей забегал сюда каждый день. Отбирал литературу, отвечал на вопросы, а иногда, бледный, с горящими глазами, произносил страстные речи.
Пивная была арендована у Глотова. В кладовой, куда вела низкая, обитая цинком дверь, оставались пустые бочки. Во время собраний бочки выкатывались, и приходящие садились на них — по двое на каждую. Приказчик, приехавший за бочками, попал как раз на одно из таких собраний и был отправлен ни с чем.
На следующий день в лавочку пришла Марина.
На длинной стойке с краю лежало несколько толстых книг, оставшихся после французов. Их никто не читал, и лежали они на виду, вероятно, с единственной целью придать лавочке солидный вид. Марина наугад раскрыла книгу, оперлась о стойку и стала читать. Холодные страницы пахли бумажной пылью.
«Древняя Греция дала Сократа, Аристотеля, Платона, Софокла, Эсхила, Фидия; Италия дала Данте, Микеланджело, Леонардо да Винчи; Франция — Вольтера, Руссо, Виктора Гюго; Германия — Гете, Шиллера; Англия — Шекспира и Байрона; Россия пришла после других, — потому что начала жить исторической жизнью позже других, — но она уже успела дать только за один девятнадцатый век Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского — четырех художественных титанов девятнадцатого столетия. Чего же нельзя ожидать от нее в будущем?»
Марина задумалась. Алексей через плечо заглянул в книгу. Глаза его щурились. В протертое окошко бил яркий свет. От волос девушки шел тонкий, едва уловимый запах.
— Читаете или для виду? — спросил он, показывая на французский текст.
Марина посмотрела на него и ничего не ответила. Но это нисколько не обескуражило Алексея Миронова. У него уже зарождался очередной план. Наморщив лоб, он прошелся вдоль стойки. Сосновые половицы тонко поскрипывали. За окном серела заводская стена. Мимо тащилась колымажка с углем. Старый татарин с висячими усами сидел на передке, поставив на оглобли ноги. Миронов дождался, когда колымажка заедет в ворота, и повернулся к Марине. Она оперлась на другой локоть, чтобы было удобнее, и продолжала читать.
Миронов проворно подкатил пустую бочку:
— Садитесь.
Марина поблагодарила и села. Книгу она захлопнула и на этот раз с интересом взглянула на Миронова. Какая-то далекая безмолвная печаль почудилась Алексею в этом взгляде.
— Вы насчет бочек? — осторожно спросил он.
Лицо девушки залил румянец.
— Нет. Я с отцом не имею ничего общего.
— Если хотите работать с нами, можете для начала записаться в агитбригаду. Только вперед напишите свою биографию.
Алексей взял плакат, свернул его вдвое, чистой стороной наружу. Положил перед Мариной.
— Нельзя, — запротестовала девушка в кумачовой косынке.
— Не беспокойтесь, я заплачу, — сказала Марина.
Она послушно взяла карандаш. Сунув в рот, погрызла. Ее охватило острое любопытство. Дело, конечно, не в категорическом требовании этого парня. Просто интересно, что она может написать? О себе, об отце, о своих противоречивых чувствах. С отцом почти полный разрыв. Ну и что ж. Кому это нужно и какое это имеет значение по сравнению с тем, что делается вокруг нее? Она одна. Подруг у нее нет и друзей тоже.
Алексей ревниво следил за ее быстро двигающейся рукой.
— Не забудьте про отношение к Советской власти И к религии. Может быть, мы вас даже выберем в культурную комиссию.
На другой день Александр Иванович и Алексей обходили завод. С ними была и Марина. Председатель Делового совета обошелся с девушкой ласково, расспросил про отца и сказал, что молодежь должна свою жизнь строить по-новому.
Подыскивали подходящее помещение для Делового совета: в бараке провалился потолок. Около железнодорожной ветки, идущей к прокатным станам, стоял двухэтажный деревянный дом. При французах здесь помещалась единственная на заводе лаборатория. Здесь же была резиденция главного управителя Гризона. Сейчас дом пустовал.